Каина

— Скажи, скольких ты убил? — наступал он на Хосе Росарио.

— Я никого не убивал...

— Врешь, подонок! А впрочем, не надо отвечать. Ты мне противен! Я презираю убийц и ценю жизнь. Хотя моя собственная — ничего не стоит... Да, она теперь не нужна мне совсем, — в бессилии Дагоберто бросил пистолет на постель Хосе Росарио. — Возьми оружие и убей меня! Для тебя это несложно. Ну же, стреляй!

Прошу тебя: убей мою боль...

Подоспевшие Фернандо и Гаэтано взяли пистолет и увели несчастного Дагоберто домой.

Паучи попыталась утешить сеньора, предложив ему что-нибудь выпить, но он потребовал оставить его в покое. То же самое сказал и Мирейе, однако та заявила, что никуда не уйдет. У Дагоберто не было сил препираться с ней.

— Только не смотри, как я плачу, — попросил он.

— Ладно, я буду в соседней комнате, — пообещала Мирейя.

Какое-то время она слышала из-за стены его глухие рыдания, а потом вдруг прозвучал резкий голос Маниньи:

— Мне надо поговорить с тобой, Миранда.

Обеспокоенная, Мирейя поспешила к Дагоберто.

— Оставь нас вдвоем, — властно приказала ей Манинья. — Ничего дурного я ему не сделаю.

Дагоберто жестом попросил Мирейю уйти. — Я знаю, что у тебя большое горе, — продолжила Манинья, - и, может, сейчас не время говорить о деле, но...

— Ты опять толкуешь о доме?

— Да. Манинья решила навсегда поселиться в Сан-Игнасио. Продай мне свой старый заброшенный дом.

— Незачем тебе оставаться здесь, Манинья Еричана, — твердо произнес Дагоберто.

— Люди будут тебя бояться, особенно теперь, когда в поселок пришла смерть.

— И в этом ты обвиняешь меня? — внутренне содрогнувшись, спросила Манинья.

— Нет, мою дочь убили партизаны.

— И Леона тоже, — поспешно добавила Манинья.

— Да, и его. Но люди все равно связывают эту беду с тобой. А потому тебе следует уйти из Сан-Игнасио, Манинья. Это мое последнее слово.

Выйдя от Дагоберто ни с чем, Манинья натолкнулась на поджидавшую ее Тибисай.

— Как ты посмела, подлая, войти к несчастному отцу? — гневно сверкая глазами, сказала старуха. — Ты убила его дочь, убила лодочника и мальчишку!

— Прочь с дороги, сумасшедшая! — оттолкнула ее Манинья.

— Убирайся из поселка немедленно! — не испугалась Тибисай. — Я требую, чтобы ты унесла отсюда смерть!

— Что ты мелешь? Кто тебе сказал, что я принесла смерть?

— Это всем известно. Ты замутила реку, и она потребовала мертвых. Ты виновата в гибели Каталины, Рикардо и Бенито!

— Тебя спасает только твое безумие, — бросила, отступая, Манинья.

— А тебя ничто не спасет, ведьма! Ты будешь гореть в аду! — крикнула ей вслед Тибисай.

Весть о возвращении Антонио заставила Лус Клариту мгновенно подняться с постели и помчаться на берег. А улыбка, подаренная ей Антонио, и вовсе изгнала жар и лихорадку.

Инграсия не переставала удивляться такому чуду, но проанализировать случившееся у нее не было времени.

Лус Кларита между тем улучила момент, чтобы поговорить с Антонио без свидетелей.

— Я поцеловала вас, потому что вы не собирались возвращаться сюда, — сказала она, сгорая от смущения. — Забудьте, пожалуйста, о том, что было. Ой, кто-то идет!..

— Приходи к реке, там мы сможем спокойно поговорить, — шепнул ей Антонио.

— По-моему, наша девственница влюбилась, — усмехнулась Лола, заметив, как Лус Кларита в сильном волнении проследовала к реке.

— А я уж думал, что ты не придешь, — встретил ее Антонио.

— Вообще-то мне было страшно, — призналась Лус Кларита.

— Страшно? — удивился Антонио. — Чего же ты боишься?

— Не знаю... Вы были первым мужчиной, который меня целовал...

— Позволь мне поцеловать тебя еще раз, и весь твой страх пройдет, — сказав это, он тотчас же приступил к действию.

Лус Кларита замерла в его объятиях.

— Ох, сердце стучит, — сказала она простодушно, когда Антонио, насладившись долгим поцелуем, отпустил ее. — Кажется, сейчас выпрыгнет из груди! Мне лучше уйти...

— Приходи завтра, послезавтра, каждый день! — задыхаясь от страсти, предложил Антонио.

— Хорошо, я приду завтра, — пообещала она. — А сейчас меня уже наверняка ищет мама.

Инграсия и Тибисай затеяли всеобщую молитву по усопшим и для этого стали созывать сельчан на площадку возле бара. Когда они зашли в полицейский участок, чтобы пригласить Хустиньяно и Пруденсио, то получили неожиданный подарок в лице падре Гамбоа, которого им представил сержант.

— Падре, вы так нужны нам сейчас! — хором воскликнули обе женщины. — У нас большое горе. Мы хотим сообща помолиться об усопших, но теперь вы сможете отслужить мессу!

— Мессу? — испугался Гамбоа.

— Да, падре.

— Хорошо, я согласен, но только чуть позже: сержант еще не отпустил меня.

— Я думал, где поселить падре, — стал оправдывать свой излишний формализм Хустиньяно. — В гостинице ведь свободна только одна комната... Ну, вы знаете, что я имею в виду. Не можем же мы устроить туда священнослужителя. Вот я и решил попросить Мирейю... Она согласна, чтобы падре пока пожил в ее доме.