Кафедра

Я киваю – да, хочу. Но знаю, что не поеду. Потому что это глупо. Потому что это настолько по-детски, что я никогда не решилась бы предложить такую поездку Андрею. Да мне даже подумать страшно, что он сказал бы мне в ответ, если бы я всё-таки предложила.

– А поедемте! – вдруг предлагает Воронцов. – Нет, я вполне серьезно. Я тоже там ни разу не был.

Я бросаю на него гневный взгляд. Он что – совсем с катушек съехал? Он хоть понимает, с кем разговаривает? Он перепутал меня с одной из своих подружек?

Кажется, он понимает, что сказал что-то не то, потому что начинает оправдываться:

– Если вы подумали что-то нехорошее, то зря. Я ничего такого не имел в виду. Я просто предложил вам свои услуги в качестве водителя. Ничего личного. Я же понимаю – иначе вы так и не соберетесь. А, между прочим, до Устюга – всего полдня пути. Каких-то двенадцать часов до мечты.

Я вздыхаю:

– Спасибо, но нет.

Говорю это с сожалением. Потому что мне ужасно хочется поехать. Наплевать на всё и поехать.

Я запрещаю себе даже думать об этом. Это вопиюще неразумно. Я уже слишком взрослая для таких поступков.

А Максим говорит, с трудом пробиваясь через громкую музыку:

– Сегодня нет времени… Завтра не будет сил… А послезавтра не будет нас… Не знаю, чьи это слова – я прочитал в социальных сетях. Вы никогда не задумывались об этом?

Из клуба я возвращаюсь выжатой как лимон. И долго не могу уснуть.

Юля Кондратюк

Пригласить Кондратюк в кафе или на прогулку я не решаюсь – боюсь попасть в неловкое положение. Я вообще не знаю, как себя с ней вести. Я ничего не имею против лесбиянок, но, во-первых, я не уверена, что она на самом деле лесбиянка; а, во-вторых, если всё-таки это именно так, то встреча tet-a-tet предполагает какое-то общение, разговор на интересующие обоих собеседников темы, и вот тут-то как раз возникают проблемы. С обычной девушкой всё просто – сделала пару комплиментов ее прическе, спросила, в каком магазине она купила такой прелестный костюм, и она уже проникается к тебе расположением. А какой комплимент можно сделать Юле? Относительно нарядов или укладки волос она явно не заморачивается и за модой, похоже, не следит. Нет, выглядит она, в принципе, недурно – даже при полном отсутствии косметики и явном тяготении к спортивному стилю одежды. Но стоит ли ее за это хвалить?

Конечно, можно пригласить ее на лыжную прогулку или в боулинг, но я предпочитаю другой вариант и в ближайшую субботу, на которую падают ее лекции, прихожу в университет с утра пораньше. Кафедра еще не отягощена присутствием студентов, и Юля, сидя за столом, читает газету.

– Здравствуйте, Юлия Андреевна! – дружелюбно улыбаюсь я.

Она не улыбается мне в ответ. Более того, она вздыхает, и я понимаю, что общение со мной доставляет моим коллегам всё меньше и меньше радости.

– Здравствуйте, Алиса Афанасьевна. Вы хотите со мной поговорить?

В темно-карих глазах ее нет ни интереса, ни тревоги. Я с сожалением думаю, что на кафедре меня уже воспринимают не как личность, не как женщину, а исключительно как человека, всюду сующего свой длинный нос.

– Да, я хочу с вами поговорить. Если вы, конечно, не возражаете.

– А если возражаю? – нагловато ухмыляется она. – Я не понимаю, что мы с вами собираемся обсуждать. Если компьютер заведующего, заявку на грант, договор с мэрией или пропажу картины, то могу сразу сказать, что ничего об этом не знаю, да, в общем-то, и знать не хочу.

Она ведет себя вызывающе, отчаянно стараясь показать, как ей не хочется со мной общаться и, пожалуй, с удовольствием выставила бы меня за дверь, если бы не боялась поссориться с шефом. Она не понимает, что мне это расследование доставляет ничуть не больше удовольствия, чем ей самой.

– Вот как? – ледяным голосом спрашиваю я. – Значит, вас всё это не интересует?

– Именно так, – подтверждает она и снова берет в руки газету.

Ее равнодушие почти оскорбительно.

– Кто-то цинично и настойчиво пытается уничтожить кафедру, на которой вы работаете, а вы говорите, что вам всё равно?

Газета выскальзывает у нее из рук.

– Я не это имела в виду.

– Да? – удивляюсь я. – А прозвучало это именно так.

Она поднимает газету. Плечи ее опускаются вниз, и во взгляде уже нет прежней враждебности. Растерянность есть, а враждебности нету.

– Я не думала, что это так серьезно. Понимаете, это выглядит как-то по-детски. Ну, пропало письмо. Так мало ли писем пропадает? Вы же помните, какой кавардак был у нас на кафедре в тот день? А договор с мэрией – так и вовсе глупости! Засунула его Алла куда-нибудь и забыла. Может, найдет еще.

«Ага, забеспокоилась!» – с удовлетворением думаю я. А вслух говорю:

– Не думайте, что мне доставляет удовольствие приставать к вам с дурацкими вопросами. Я не полицейский, у меня нет никакого опыта сыскной работы, и я сильно сомневаюсь, что вообще смогу что-нибудь узнать. Но я очень хочу помочь человеку, с которым дружу уже много лет, и которого, кажется, кто-то очень сильно ненавидит.

– Мне кажется, вы ошибаетесь, – неуверенно возражает она.