Кафедра

– Возможно, – я не настаиваю на своем мнении, тем более что сама не уверена в том, что говорю. – И всё-таки, хоть каждый из этих случаев по отдельности ничего не значит, в совокупности они, по крайней мере, заставляют задуматься. Разве не так?

– Не знаю, – она с досадой трясет головой, и ее и без того отнюдь не идеально уложенные волосы становятся еще более взъерошенными. – Мы с девочками обсуждали всё это не раз и пришли к выводу, что это – не более, чем досадные совпадения. Да, странные, непонятные, но совпадения. И знаете, Алиса, мне кажется, что если бы вы с Вадимом Александровичем не придавали всему произошедшему такого значения, то всё уже давным-давно бы забылось.

Она снова завуалировано советует мне не совать нос не в свое дело и явно хочет, чтобы я передала ее слова Кирсанову. И, может быть, она права.

– Вы, Юля, напоминаете мне страуса, который при малейшей опасности прячет голову в песок. Извините за такое сравнение, но до сегодняшнего дня вы казались мне более здравомыслящим человеком. Да, история с компьютером сама по себе не заслуживает никакого внимания. Допускаю, что и пропажа письма и договора – тоже. В конце концов, часто происходят и более странные вещи. Но вот кражу картины случайностью не назовешь. Это преступление, Юля! Преступление!

Она открывает рот и долго не может его закрыть, а потом выдыхает:

– Виновность москвичей вы отрицаете?

– Конечно! – без тени сомнения заявляю я.

Она не возражает.

– Теперь я понимаю, почему Вадим с нами почти не разговаривает – он думает, что один из нас его обокрал.

Как будто бы она не понимала этого раньше!

– Возможно, кто-то из наших коллег очень сильно его не любит. Я знаю, это глупо звучит, но факты именно таковы. Кто-то хочет навредить кафедре. Вы понимаете, Юля?

Она со мной не соглашается.

– Думаю, вы ошибаетесь. Если бы кто-то хотел навредить кафедре, можно было поступить гораздо проще.

– Интересно, как? – не понимаю я.

– Можно было подкинуть журналистам информацию о том, как получил у нас диплом известный депутат Государственной Думы. Тем более, что этот случай был не единственным. Уверяю вас, эффект был бы куда более мощный. Но, Алиса Афанасьевна, вынуждена признать, что вы правы – это уже преступление. И всё равно я ничем не могу вам помочь. Я не знаю, кто это сделал.

– Чушь! – громко заявляю я. – В таком маленьком коллективе, как ваш, человек, совершивший столько дурных поступков, просто не смог бы остаться незамеченным. Я не утверждаю, что вы видели, как кто-то подделывал доверенность. Но, может быть, вы знаете, кто ездил в тот день в аэропорт? Или, может быть, видели, как кто-то рылся в бумагах у Вари на столе в тот день, когда пропало письмо? Или как кто-то брал из шкафа папку с договорами?

Она вздрагивает, и едва заметный румянец появляется у нее на скулах. Я угадала! Она знает что-то об одном из этих эпизодов – в этом я не могла ошибиться. Вот только о каком? Я почти уверена, что она вздрогнула уже после того, как я сказала о доверенности. Значит, дело касалось или заявки на грант, или договора с мэрией. Более конкретно я определить не могу.

– Я понимаю, что тогда вы не придали этому значения – просто заметили, и всё. Тогда у вас не было причин подозревать этого человека в чём-то нехорошем. Но теперь вы понимаете, насколько это серьезно, и не имеете права скрывать что бы то ни было.

– Вы ошибаетесь! – она вскидывает голову и смотрит мне прямо в глаза. – Во-первых, мне кажется, эти события вовсе не связаны между собой. А во-вторых, я не видела ничего такого, о чём стоило бы говорить.

– Возможно, вы правы! – подтверждаю я и придвигаюсь к ней чуть ближе. – Мне тоже кажется, что между этими событиями нет непосредственной связи. Но давайте докажем это вместе! Вы не хотите подставлять никого из своих коллег – это понятно. Но мы ведь не в суде и не в полиции. Я просто поговорю с тем человеком, который, возможно, по ошибке взял чужую бумагу вместо своей. И если выяснится, что этот человек не имеет никакого отношения к другим происшествиям, то обещаю, что даже Кирсанову ничего об этом не скажу. Поймите, Юля, если мы не сможем распутать этот клубок самостоятельно, Вадиму придется обратиться в полицию, и в дело окажутся втянутыми ни в чём не повинные люди.

Она долго молчит, и я уже начинаю надеяться, что мои слова возымели действие, но ошибаюсь.

– Я всё понимаю, Алиса Афанасьевна, – тихо, но твердо говорит Юля, – но ничем помочь вам не могу.

Я понимаю, что ничего она не скажет – во всяком случае, сейчас. Но надеюсь, что в разговоре могут промелькнуть два-три слова, которые помогут мне сделать правильные выводы. Ведь Ниро Вульф работал именно так – он просто разговаривал с людьми – порой на темы, которые никак не были связаны с преступлениями. И я решаю остаться, хотя и вижу, что Юля не расположена продолжать беседу. В конце концов, у меня – выходной, а до начала ее лекции – почти пятнадцать минут.

– Юля, вам нравится ваша работа?

Она смотрит на меня с удивлением – должно быть, ищет подвох в моих словах.

– Нравится. Вам кажется это странным?