Кафедра

Она отвечает вопросом на вопрос:

– А почему вы только женщин допрашиваете? И вопросы только про нас задаете.

На этот вопрос Сашка ответить не может, но я, довольная, что уже пообщалась с Квасцовым, говорю:

– Вот тут вы ошибаетесь. Никита Аркадьевич уже ответил на все интересующие нас вопросы. А Вадима Александровича, надеюсь, вы ни в чем не хотите обвинить? Или вам кажется подозрительным какой-то другой мужчина? – она молчит, и я высказываю предположение: – Неужели, всё-таки Квасцов?

Она ежится и снова накидывает куртку на плечи.

– Скользкий он какой-то.

– Скользкий? – переспрашивает Сашка. – Мне он таким не показался.

– Ага, скользкий, – подтверждает Вероника. – Понимаете, он думает только о себе. Ему на других наплевать!

– Ну-у, – тянет Сашка, – мы все думаем, в основном, о себе. Разве не так?

– Может быть, – кивает Сташевская, – только у него это в какой-то гипертрофированной форме проявляется. Хотя это всего лишь мое личное мнение. Кирсанов о нём думает по-другому.

Я осторожно спрашиваю:

– Но ваше мнение должно быть на чем-то основано?

Она перестает меня игнорировать и отворачивается от Давыдова.

– Понимаете, для нас кафедра – как дом родной, а он ее только как трамплин воспринимает, с которого можно на какое-нибудь теплое местечко перелететь. Никиточке машина нужна престижная (а то его нынешняя всё в ремонте да в ремонте), квартира отдельная. Нет, я его за это не осуждаю – у мужчины должна быть достойная зарплата, а в университете с этим как раз проблема. Знаете, когда он еще не был кандидатом наук, он всё возмущался, что Кирсанов учебную нагрузку неправильно распределяет. Понимаете, у нас курсовыми работами студентов только доценты и профессоры руководят, а простым преподавателям ничего от этого не достается. А это – оплачиваемые часы, и немалые. Но только если тебя что-то не устраивает, ты прямо об этом скажи заведующему кафедрой, а не за спиной шушукайся. А он нас, девчонок, подбивал потребовать от Кирсанова перераспределения нагрузки – ну, вроде как, ему, мужчине, клянчить неудобно. Потом он защитил диссертацию, получил право руководить курсовыми. И что? Он тут же забыл о проблемах простых преподавателей.

– Ну, хорошо, – признает Сашка, – он – не самый симпатичный человек. Но это свойственно многим. Лучше скажите, Ника, мог он участвовать в краже картины?

Несколько секунд Ника молчит. Потом решительно мотает головой.

– Нет, что вы! Зачем ему это? Ему сейчас нужно вести себя тише воды ниже травы. Чтобы стать зятем миллионера, нужна безупречная репутация.

– А может быть, он и женится по расчету? – предполагает Сашка.

На этот вопрос Сташевская отвечает без раздумий.

– Нет, он ее любит. И она действительно хорошая девочка – я разговаривала с ней несколько раз. Она совсем не похожа на мисс миллионершу. Но, знаете, что я думаю – если бы она была дочерью школьного учителя или фермера, он бы не сделал ей предложение так скоро.

– Но кого-то же вы подозреваете, – настаивает Сашка.

Ника сразу нахохливается.

– Пусть Кирсанов об этом думает. Никто из наших этого сделать не мог.

– А компьютер Вадима? А заявка на грант? А договор? – перечисляет Сашка.

Сташевская решительно берется за ручку двери.

– Я – не детектив. Думайте сами.

– Не очень-то вы хотите отвечать на наши вопросы, – говорит Давыдов. – Значит, вам есть, что скрывать.

Ее рука впивается в обивку кресла.

– Каждому человеку есть, что скрывать, – зло говорит она. – Ах, скажите, пожалуйста, картину украли! А за что ему эта картина досталась? За то, что одному жирному борову, которому очень хотелось стать депутатом, помог корочки получить? Неужели какая-то картина стоит того, чтобы всех, с кем он работает сейчас, делать своими врагами? Чтобы доводить до слёз Настю? Вы не поверите, Александр Дмитриевич, но мы сейчас на работу идем, как на каторгу. А ведь у каждого из нас свои проблемы – может, даже более серьезные, чем у Кирсанова. И разве вы пытаетесь нас понять? Разве вас интересует, почему Юлю до сих пор бросает в дрожь, стоит ей подумать о брате? Или почему Таня Рогозина разносит по утрам газеты? Ах, да ничего вас не интересует!

Она выходит из машины и быстро идет ко крыльцу. На пороге едва не сталкивается с Кирсановым – тот что-то говорит ей, но она не слышит и, кажется, не замечает его – проходит мимо.

Аркадий

В гардероб я иду назло Кирсанову. Если он не считает нужным делиться со мной своими мыслями, то почему я должна идти у него на поводу? Он считает неважным то, что я услышала от странного парня по имени Аркадий. Но почему я должна думать, что он прав?

В гардероб я спускаюсь после звонка на урок. Ни студентов, ни преподавателей там не оказывается. Впрочем, как и самого Аркадия. Вместо него у вешалок стоят две дородные румяные блондинки неопределенного возраста – одна высокая, другая – пониже.

– Извините, а Аркадия сегодня нет? Вы, наверно, по сменам работаете?

Они переглядываются. Одна из них – та, что повыше, – вздыхает.

Не понимаю, что сложного в моем вопросе? Но они мнутся, молчат, и я уже собираюсь его повторить, когда та, что пониже, бросает:

– В больнице он.