Кафедра

– Еще как ездят! – подтверждает она. – Путевки в это время года фантастически дешевые. Понятно, что зимой в море купаться не станешь, но в хороших отелях – бассейны на каждом этаже. Отличное питание, культурная программа, экскурсии, на которые в жару не поедешь, – прекрасный отдых. А вы где обычно празднуете?

– Дома, – отвечает он. – С мамой и сестрой.

– А любимая девушка? – голубые глаза Сташевской распахиваются еще шире.

– Таковой пока нет, – признается он.

– Не может быть! – не верит Вероника. – А мне говорили, что эту сказочку Алиса Афанасьевна для нас придумала. А вы, правда, очень робкий и застенчивый?

Спиртное начинает оказывать на нее действие.

– Не знаю, – почему-то стесняется Сашка.

– А девчонки сказали, что на самом деле вы – женатый. И лекции у нас в университете взялись читать только по служебной необходимости.

– Девчонки, девчонки, – передразнивает он. – А сами-то вы что обо мне думаете?

– Что одно другому не мешает, – заявляет она. – Вы можете быть и частным детективом, и неженатым мужчиной.

– Ну, что же, – смеется он, – за это и выпьем.

Но она решительно закрывает пластиковый стаканчик рукой.

– Нет, спасибо. Я уже согрелась.

И никакие уговоры не помогают.

– А, между прочим, мы снова заговорили о работе. А как же кино и литература?

Сашка честно сознается:

– Извините, Ника, я не читаю женских романов. А обсуждать с вами новеллы Моэма или «Ярмарку тщеславия» Рабле я не вижу смысла – вряд ли вам это будет интересно.

Это звучит довольно грубо – кажется, он сказал первое, что пришло в голову. Он не любит блондинок – я это знаю. Теперь, кажется, знает и она.

Голубые глаза сердито сверкают. Она берется за ручку дверцы.

– И почему все мужчины думают, что раз блондинка, значит обязательно дура?

Вопрос риторический, но Сашка пытается что-то сказать. Она не слушает.

– Если я иногда читаю женские романы или смотрю «мыльные оперы», то это не значит, что меня не интересуют более серьезные вещи. Я, между прочим, кандидат в мастера спорта по шахматам. А моя любимая телепередача – «Что? Где? Когда?» Просто иногда очень хочется окунуться в сказку.

Мы ошалело смотрим, как она ловко выскакивает из машины. Прежде, чем захлопнуть дверь, говорит:

– И, между прочим, «Ярмарку тщеславия» не Рабле написал, а Теккерей.

Она идет в сторону университета. Сашка бежит следом.

– Ника, подождите! Ника, я прошу прощения. Я не хотел вас обидеть. К тому же, и обидеть не получилось. Уели вы меня по всем статьям.

Но она продолжает горячиться.

– Да, я наивная и верю в любовь, но это не значит, что я дура. И если вы считаете, что я плохой педагог только потому, что осветляю волосы…

– Да что вы! Я уверен, что вы – прекрасный педагог. И я готов извиниться еще раз и два, и десять – сколько скажете.

Она сменяет гнев на милость.

– Ладно, не будем больше об этом говорить. Вы с Алисой Афанасьевной, наверно, спросить меня о чём-то хотели? Спрашивайте!

Он предлагает снова сесть в машину, и она возвращается, хоть и без большой охоты.

– Я, в общем-то, догадываюсь, что вы хотите знать. Не я ли ползала в компьютер Вадима? Так вот, отвечаю – не я. И в истории с картиной я тоже не замешана. И не знаю, кто бы это мог сделать. Одно могу сказать – Настю вы зря подозреваете. Она не любитель живописи.

– Вероника Ильинична, а какие у вас отношения с Аллой Прудниковой? – это уже я вношу лепту в разговор.

– Нормальные отношения, рабочие. Не дружеские, но и не враждебные. А если вы намекаете, что я из личной неприязни украла у нее бумаги, то это – полная чушь. Я вообще в эти тонкости не вникаю.

– Насколько я знаю, у вас с Прудниковой недавно была ссора?

– Ссора? – удивляется Вероника. – Ах, вы про понедельник? Да не ссора это была вовсе! Ну, повысила она голос. Всякое бывает. Наверно, дома у нее проблемы, вот она на нас и срывается.

– И всё-таки, Ника, – вмешивается Сашка, – вы знали, что было в том письме, которое в день рождения Вадима Варя должна была отнести на почту?

Она думает, наморщив лоб.

– Не помню. Правда, не помню. Что документы на конкурс должны были отправлять – знала. Но вот что именно в тот день – вряд ли. Да и мне-то что за корысть была этот конверт красть? Наоборот, если бы мы грант получили, появилась бы возможность что-нибудь дополнительно заработать. Так что, думаю, письмо случайно потерялось. Из наших никто кафедре вредить бы не стал.

– Ну, да, конечно, – не сдерживается Сашка, – у вас тут всеобщая любовь и взаимовыручка. Знаете, Ника, мне уже надоело слушать про ваш замечательный дружный коллектив. Про то, что все вы в одной упряжке и тянете в одну сторону. Вы – уже пятый человек, который мне об этом сказал. Но факты, как известно, вещь упрямая. А факты, между прочим, совсем о другом говорят.

Она снова хмурится.

– Зря вы так. Мы, действительно, в одной упряжке. Хотя, может, кое-кто в другую сторону тянет.

Зная о дружбе Сташевской и Степанцовой и об их общей нелюбви к Алле, я уточняю:

– Это вы Прудникову имеете в виду?

Вероника смотрит на меня с удивлением.

– Нет. С чего вы взяли? Алла, конечно, единоличница, но воду льет на ту же мельницу, что и мы.

– Тогда кого вы имели в виду?