Встречающий меня в гостиной Дмитрий Сергеевич подкручивает усы и довольно мурлычет.
– Я Ленке говорил, что ты зайдешь.
Их дом совсем не похож на дом двух сотрудников полиции – в нем тепло, уютно и красиво. Роскошные шторы с ламбрекенами и расшитые бисером подушки на диване – дело рук тети Лены. А покрытый лаком столик с точеными ножками смастерил дядя Дима.
Сначала мы пьем чай с пирогами и «с удовольствием», и только потом я осторожно приступаю к расспросам.
– А кто эта девушка, дядя Дима? Или это служебная тайна?
Мне ужасно хочется узнать, какие действия он уже предпринял. Взял отпечатки пальцев у всех, кто был в тот день в университете? Опросил родных и знакомых Скуратовой? Сопоставил фотографии из ее семейного альбома с фотографиями наших сотрудников и студентов?
Конечно, он не сможет мне ничего рассказать – он же ведет следствие. И я жду от него в ответ что-нибудь вроде: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали».
Но он почему-то небрежно машет рукой.
– Никакой тайны тут нет. Да и дела, собственно, тоже. Несчастный случай.
– Как это? – не понимаю я. – Она что – сама себя этой штукой по голове стукнула?
Тетя Лена тоже слушает. Для нее такие истории не в диковинку.
– Думаю, она случайно ее уронила. Кажется, именно ты рассказала, что этот аппарат едва не свалился с полки, когда твой заведующий всего лишь легонько его задел?
Я вспоминаю нависший над узким проходом тяжелый металлический предмет – жуткий, как нож гильотины, – и вздрагиваю.
– Ну, да, – киваю я, – но зачем ей вообще потребовалось заходить на склад?
Ткаченко разводит руками.
– Это мы можем только предполагать. Она курила рядом с лестницей – несколько окурков со следами ее губной помады мы нашли на полу. Насколько я понял, студенты и посетители столовой там часто курят. Дверь была открыта. Она увидела технику и заинтересовалась. У нас не считается зазорным прихватить то, что плохо лежит. Возможно, она хотела взять сканер или монитор и выйти через запасной выход.
Я хмурюсь.
– Но зачем ей нужна старая техника?
– Во-первых, она не знала, что техника старая – насколько я могу судить, выглядит она вполне прилично. А во-вторых, даже на старой технике можно работать.
Тетя Лена вздыхает:
– Бедная девочка. Мало того, что она получила такую травму, так вы еще и в воровстве ее обвиняете.
– Да вовсе нет! – возражает дядя Дима. – Вполне возможно, она всего лишь хотела достать с полки стопку курсовых работ – может быть, ее даже попросил об этом кто-нибудь. Да мало ли может быть вариантов! А может быть, обычное женское любопытство.
Ну, вот, и этот о том же!
– Но вы же и другие версии рассматривали, да? – жалобно спрашиваю я.
Дядя Дима обижается.
– За кого ты меня принимаешь? Конечно! Только никакой связи между этой девушкой и вашим университетом я не нашел. Никто из преподавателей и студентов в своем знакомстве с ней не признался.
Я фыркаю:
– Тот, кто ее по голове стукнул, своей знакомой ее точно не назовет.
– Логично рассуждаешь, – прячет улыбку в усы дядя Дима. – Только я и с другой стороны заходил. Я ее подруг и коллег опросил – никто из них ни сам в вашем университете не учится, ни о каких-либо ее знакомых в вашем ВУЗе не слышал. Если тебе интересно, могу подробнее рассказать.
Я киваю.
– Скуратова Альбина Ивановна, девяносто седьмого года рождения, сирота, воспитывалась в детском доме. После окончания одиннадцати классов ей и ее однокласснице в соответствии с законом выделили по комнате в трехкомнатной коммунальной квартире на окраине города, где они сейчас и проживают. С ее подругой и соседкой Ниной я разговаривал лично – очень толковая и, кажется, порядочная девочка. По ее словам, они с Альбиной – как сестры. Хотя о нынешних друзьях Скуратовой она почти ничего не знает. Отношения между ними разладились после одной неприятной истории. Молодой человек, с которым Нина встречалась, бросил ее, когда узнал, что она ждет ребенка. Альбина советовала требовать с него алименты через суд, а Нина решила воспитывать ребенка сама. Скуратова назвала ее дурой, та, конечно, обиделась. Судя по всему, у девушек разное представление о способах существования – Нина предпочитает зарабатывать сама, а Альбина надеется на богатого принца. Нина сейчас работает уборщицей в детском саду, а по утрам разносит газеты. Скуратова, впрочем, тоже трудится – на кондитерской фабрике. А теперь – самое интересное. Летом Альбина почти полностью обновила свой гардероб – платья, сарафаны, фирменный спортивный костюм и фирменные же джинсы, дорогие туфли и босоножки. А в августе она на целый месяц уехала на Черноморское побережье.
– Ого! – восхищаюсь я. – На фабрике такая хорошая зарплата?
– Молодец! – хвалит он. – Соображаешь! Заработки там хоть и не маленькие, но всё-таки не настолько большие, чтобы можно было так шиковать. Ее отпускных только-только хватило бы на что-то одно – либо на новый гардероб, либо на отдых в Сочи.
– Значит, мужчина? – предполагаю я.