Изнанка

Кеша угрюмо уставился на свои трясущиеся руки, размышляя, что может пойти не так после этого «И». Да, пистолет, разумеется, отличный аргумент, но только не для тех, кто уже пережил невообразимые кошмары. Неизвестно, как всё обернётся. Сплошная неопределённость. Придётся действовать открыто, нагло. И в этот раз он будет иметь дело не со спившимися бомжами и слабыми женщинами, а с двумя крепкими мужиками, которые после всего пережитого могут повести себя, как полные психи. Ну и Марина, разумеется, в стороне не останется.

Он совсем взмок от этих неутешительных размышлений. От волнения даже затошнило. Кеша подумал, что в самый ответственный момент его нервы не выдержат, паника захлестнёт сознание и случится то, что Хесс никогда не простит: бах, бах! — и все трупы. Тогда уж ничего не останется, как и себе вышибить мозги. Сможет ли совладать с паникой, которая, несомненно, его накроет? Кеша совсем не был в этом уверен и сомнения просто с ума сводили. А время шло, и ускользающие минуты не прибавляли решительности.

— Иннокентий, чего ты ждёшь?

От резкого раздражённого голоса Хесса Кеша едва не подпрыгнул на стуле — по вискам, словно молотком ударили, а в кишках, казалось, ледяной червь заворочался.

— Послушай… послушай, Хесс, — едва не плача, зашептал он. — Дай мне немного времени. Я должен всё обдумать, настроиться. Иначе, я не уверен, что справлюсь.

— Ты боишься, — услышал Кеша презрительный голос в голове. — Ты трусливая падаль, Иннокентий! Я начинаю думать, что ошибся в тебе! Полное разочарование. А я не терплю тех, кто меня разочаровывает. Я обрекаю их на вечные муки!

Даже после этих слов Кеша не смог себя заставить подняться со стула и пойти в гостиную. Оцепенел. План Хесса с каждой секундой казался ему всё более безумным. С одной стороны он чётко сознавал: у него нет выбора. Но с другой… он как будто ещё надеялся, что найдётся какой-то иной выход из положения — неожиданный и безопасный. Угрожать пистолетом девчонке — это через чур. Малейшая ошибка и он разделит судьбу Гены. Какой во всём этом смысл, если Борис, Марина и Виталий прибьют его? А они ведь прибьют, причём, не колеблясь. Не простят угрозы ребёнку.

— Мой мир полон волшебства, — сменив тон на более мягкий, сказал Хесс, — полон прекрасных тайн. Но только друзьям я раскрываю эти тайны. Я даю тебе ещё один шанс остаться моим другом, Иннокентий. Просто заставь этих четверых перейти границу, и наши отношения станут прежними. Обещаю, я забуду о твоём неповиновении.

Дрожа всем телом, Кеша промямлил:

— Прошу, дай мне хотя бы час, чтобы настроиться.

— Ладно, даю тебе час, — смирился Хесс. — Но не забывай о своей матери. Помни, что её ждёт, если ты и дальше будешь вести себя как ничтожный трус.

Какое-то время Кеша сидел и глядел на потухшую свечу. Потом вынул из-за пояса пистолет. Как же неприятно было держать в руках эту штуку, она казалась ему сейчас олицетворением злого рока. Это оружие убило Прапора, Гену, Валентину. Кровожадное чудовище, а не пистолет. Кеше вдруг пришла в голову абсурдная мысль, что пистолет в самый неподходящий момент может выстрелить сам по себе — потому что захочет сделать такую подлость. Выстрелит и убьёт девчонку. Да, мысль безумная, однако она застряла в сознании, как отравленный дротик, убивая своим ядом более позитивные мысли.

Кеша совсем сник. Спрятал пистолет обратно за пояс, жалея, что лишний раз взял его в руки.

Выпрошенный у Хесса час прошёл для Кеши, как одна минута — тяжёлая минута. Ощущая себя больным разбитым стариком, он вышел из-за стола, покинул кухню и подошёл к проёму, ведущему в гостиную. Все в комнате дремали. Оно и понятно — с улицы давно не доносилось голосов сумеречных людей, лишь слышно было, как монотонно сыпется песок в огромных часах. Кеша мерещились в этом шорохе слова: «С-спите, с-спите…» Он и сам сейчас многое отдал бы, чтобы отправиться в мир грёз и спать, спать, спать. И чтобы никто не тревожил, не заставлял делать то, чего не хочется.

«С-спите, с-спите…»

Хесс, должно быть, специально не тревожил обитателей зелёного дома, чтобы они утратили бдительность.

Хороший момент.

Самое время начать действовать.

Кеша уже собирался вынуть пистолет и переступить порог, как в сознании вдруг вспыхнул образ умирающего Гены: кровавая пена на губах, боль и ужас в глазах. Кешу бросило в жар, сердце заколотилось в груди так, что казалось, рёбра вот-вот превратятся в обломки. Он попятился, упёрся спиной в стену, медленно осел на пол, думая, что у него не хватит духа осуществить план Хесса. Трус? Да, трус. Ничтожный хомяк, способный лишать жизни только слабых и беззащитных.

— Час прошёл, Иннокентий, — голос Хесса был холоден¸ как арктическая ночь. — Я жду! Сделай это сейчас же! Не смей снова меня разочаровывать!

Кеша тихонько застонал и прикрыл лицо ладонями, словно пытаясь таким глупым образом спрятаться от могущественного существа. А потом он услышал голос своей матери:

— Прошу тебя, сынок! Сделай это! Не обрекай меня и себя на муки. Я была счастлива, а теперь мне плохо. Мне так плохо, сынок! Помоги, помоги…