Изнанка

Её кожа почти полностью стала серой, глаза смотрели словно бы в никуда. Порой она принималась дёргаться и хрипеть, при этом изо рта обильно текла пенистая слюна.

Пару часов назад Марина обнаружила, что тоже заразилась — на руках появились пятна. Теперь эта обжигающая скверна разрослась, доползла до плеч, коснулась шеи. Больно. Но ещё больнее было наблюдать, как страдает дочка, а бессилие хоть как-то помочь сводило с ума. Только и оставалось, что говорить утешительные слова, которой самой же Марине казались лживыми и неубедительными.

На столе лежали две верёвки. Марина понимала: скоро придётся связать Капельку. Связать собственную дочь, словно какую-то бешеную зверушку! А что дальше?

— Хесс, — хрипела Капелька. — Он там, в своей пещере… Он злится, я чувствую. И… ему страшно!

— Страшно, — повторил Виталий, глядя на зашторенное окно. — Это хорошо. И я, кажется, знаю, чего он боится. Вы обратили внимание, что с наступлением ночи снаружи не донеслось ни звука? Впервые! Похоже, бледному человеку сейчас не до нас.

Марина поднялась с дивана, выпустив руку дочки из своих ладоней. Подошла к окну, чуть раздвинула занавески.

Пустыня была безмятежной. Никаких сумеречных людей за периметром. Тишина.

— Если ему не до нас, — промолвила Марина, — то Борис всё ещё жив.

Она вернулась к Капельке, погладила её по голове и тихонько запела колыбельную:

— Стоит на кухне недопит горячий шоколад, а он уже себе сопит — мой маленький солдат. Ему приснятся, как всегда далёкие миры, планеты, пальмы, города, воздушные шары…

Дыхание девочки стало ровным, глаза посветлели, губы тронула улыбка.

Глава двадцать девятая

Всё, больше отдыхать нельзя. Отдышался, и теперь нужно двигаться дальше, к центру платформы. Борис уже отметил, что там что-то темнело. Дыра? Вход в логово чудовища? Судя по тому, как рвалась туда галка, так и есть.

Борис поднялся, пошатнулся от усталости. Птица сверкнула золотистыми глазами, раздражённо крикнула, словно выругавшись: «Наконец-то! Давай топай, лентяй! У нас мало времени!»

— Не кричи на меня, тварь пернатая, — буркнул Борис.

Он двинулся к центру платформы, ощущая как кожу, будто иголками покалывает. Ему казалось, что вибрирующая в воздухе энергия окутывает его колючим коконом. Между отливающими жидким серебром мачтами иногда проскакивали электрические разряды, озаряя холодным светом платформу и участки пустыни вокруг.

Сумеречные люди всё ещё топтались на песке. Некоторые делали шаг-другой в сторону платформы и сразу же отступали, корчась и издавая звуки, похожие на шипение змей. За рядами бесцветных из песка формировались и разрушались какие-то абстрактные фигуры, сгущались и рассеивались тени.

Борис шагал вперёд и с внутренней дрожью думал о том, что ждёт его в логове бледного человека. Он не оборачивался, а потому не видел, как позади, возле платформы, из песка, словно на призрачном лифте, поднялся Кеша. Тело любителя овсяных печений было деформировано: на спине вздувались опухоли-наросты, голова походила на уродливую тыкву, вены под серой кожей были вздутыми, узловатыми, чёрными, будто в них текла не кровь, а болотная жижа. Единственный здоровый глаз блестел, точно отшлифованное вулканическое стекло. Из пустой, обрамлённой волдырями, глазницы и из приоткрытого рта с сильно выпирающими зубами стекали струйки песка.

Пригнувшись, почти касаясь руками земли, Кеша вприпрыжку помчался к Борису. Галка развернулась, тревожно загалдела, предупреждая об опасности. Однако Борис расценил её крики неправильно:

— Да иду я, иду, чтоб тебя! — сказал он раздражённо. — Спешу, как могу.

Кеша стремительно и бесшумно преодолел оставшиеся метры и набросился на Бориса, прыгнув ему на спину, повалил на платформу. Он издавал гортанные хрюкающие звуки, в чёрном глазу горело безумие. Галка изо всех сил захлопала крыльями, взлетела и врезалась в лицо Кеши, успев клюнуть в лоб. Ошеломлённый Борис сумел перевернуться на спину, почти сбросив с себя серого монстра, нанёс ему удар в челюсть. В ответ на него самого посыпались удары. Кеша молотил кулаками, хрипел и хрюкал, не обращая внимания на непрерывные атаки галки.

В голове Бориса мелькнула мысль, что умирать не страшно. Вот только нельзя умирать сейчас! Ни в коем случае!

Он перехватил руки Кеши, рывком перевернулся на бок, сбросив чудовище с себя. Теперь настал его черёд наносить удары. Борис взревел — с губ сорвались капли окровавленной слюны, — кулак врезался в нос, в пустую глазницу, в скулу монстра. Злость и ненависть трансформировались в силу. Кеша корчился, клацал зубами, в какой-то момент он выгнулся дугой, а потом железной хваткой вцепился в шею Бориса, пальцы с грязными ногтями впились в плоть.