Изнанка

Из стен и мрака наверху выскочили серебристые нити. Они вонзились в тело заклинателя, ледяными иглами прошили внутренние органы, натянулись точно струны, растянув его над полом посреди пещеры. Он орал от невыносимой боли, ему казалось, что внутри него ползают черви, пожирая кишки, печень, сердце, мозг…

Однако скоро боль прекратилась, а вместе с ней отступил и страх. Заклинатель больше не ощущал себя человеком. Он чувствовал мир, в который его переместили Великие Черви так, словно тот являлся его собственной плотью. Мир был небольшим — эдакий пузырь около десяти километров в диаметре. Но заклинатель знал, что это только начало — знание тоже являлось частью дара Владык Альяха.

Чёрный песок, хмурое небо и несколько ловушек, раскиданных по поверхности земного шара.

Прошло немало времени, прежде чем в одну из ловушек угодил первый человек. Это был молодой чернокожий раб, сбежавший с хлопковой плантации своего господина в Северной Каролине. За ним гнались, собаки шли по его следу. Хрипя от усталости, он слышал лай за своей спиной и понимал: от погони не уйти, шёпот свободы оказался обманчив! В отчаянии раб бросился к реке, хотя не умел плавать… и наступил на невидимую ловушку.

В считанные мгновения его затянуло в мир чёрного песка.

Заклинатель ликовал: наконец-то! Долгожданная жертва! Он поглотил знания беглого раба, пустую оболочку сделал своей марионеткой, а сущность бросил в темницу страха и непрекращающихся кошмаров.

Его мир расширился — совсем чуть-чуть, — однако заклинатель был рад и таким изменениям. К тому же, на земном шаре стало на одну ловушку больше.

Следующую жертву ему пришлось ждать несколько лет, и это ожидание было тягостным, переполненным сомнениями. От былой радости и следа не осталось. Заклинатель всё чаще ощущал себя одиноким пауком, влачащим свои дни в унылом однообразии. Пауком, чья паутина слишком убога, чтобы надеяться на добычу. Проблема была в том, что ловушки на Земле появлялись и исчезали сами по себе, спонтанно, бесконтрольно. Они никогда не возникали в городах, словно большое скопление людей их отталкивало. Зато появлялись в пустынях, горах, лесах и даже в морях и океанах — в тех местах, где шанс, что в них угодит человек, был ничтожно мал. Заклинатель считал это злой насмешкой Великих Червей. Они подарили ему жизнь, но обрекли на непрерывную тоску.

Один или два человека за несколько лет. Мир заклинателя расширялся медленно, почти незаметно. Как-то в ловушку угодили семеро солдат из наполеоновской армии, и это была огромная удача, эволюционный рывок. Мир заклинателя расширился существенно, а заклинатель, который к этому времени уже именовал себя Хессом, получил возможность управлять чёрным песком — хоть какое-то развлечение.

Впрочем, после этой удачи последовали годы затишья. Никто не попадал в ловушки. Тогда-то в Хессе и пробудилась его вторая половина. Поначалу внутренний голос был слаб, он ненавязчиво ныл, что это не жизнь, а жалкое существование. Но со временем окреп и начал буквально вопить, что смерть была бы лучше такого бессмертия.

Хесс ненавидел свою вторую половину. Он спорил с ней, ругался и мечтал от неё избавиться, как от гнусного паразита. Но это означало то же самое, что избавиться от самого себя. Приходилось скрипеть зубами, но мириться с внутренним демоном тоски.

Годы, годы, годы… Они походили на пыльную дорогу, вокруг которой ничего не росло и не радовало взор. Тело Хесса стало бледным, глаза выцвели, а потом и вовсе исчезли, затянувшись кожей. На Земле свершались революции, начинались и заканчивались войны, появлялись и разрушались города… Вот и девятнадцатый век закончился, а одинокий паук всё висел в своём логове на серебристых нитях и молил Повелителей о разнообразии. Вторая половина зудела, что Великие Черви не мир ему подарили, а тюрьму, в которой он гниёт, и будет гнить целую вечность. Однако у Хесса был на это аргумент: он живой, а это главное! Смерть его пугала так же, как и раньше.

В сороковых годах двадцатого века в ловушку угодил американский миноносец. Правда переход между мирами оказался тяжёлым, у половины экипажа судна не выдержало сердце и лопнули сосуды в голове. В итоге Хессу досталось только восемь человек, однако и их хватило, чтобы мир-пузырь расширился на десятки километров, а у Хесса появилась возможность изредка наблюдать за тем, что творилось на планете Земля.

Долгожданное разнообразие. Даже вторая половина временно заткнулась. Впрочем, она всего лишь дремала и очнулась, когда ловушки опять перестали приносить в мир Хесса людей. Да не просто очнулась, а обнаружила себя самым неожиданным образом — в виде второй головы. И голос Хесс теперь слышал отнюдь не внутренний. Вторая половина твердила исключительно о смерти, говорила о ней, как об избавлении от тоски. Хуже врага заклинатель и представить себе не мог.

Двадцатый век закончился.

Хесс только и думал о том, каким образом всё изменить. Его мир расширялся слишком медленно, большинство ловушек обеспечивало сложные переходы, после которых жертвы не выживали.