Из записок следователя

В-третьих. Бродяга не пужаючись приходит в столкновение с официальным миром между прочим и потому, что ему и пужаться-то, собственно говоря, особенно нечего. Я не говорю, чтобы бродягу не ждала ответственность, но дело в том, что эта ответственность, в сравнении с другими степенями наказания и при сумме тех социальных условий, которые главным образом влияют на развитие и поддержание бродяжничества, не может считаться особенно тяжкой. Так, по крайний мере, смотрит на нее большинство бродяг. Каждый бродяга очень хорошо знает, что ему рано или поздно не избежать общего решения, если только на пути к этому решенью его не постигнет что-либо горшее. Притом, если в скитальческое братство иногда поступают люди из-за того только, что жизнь слишком нерадостно смотрит в глаза им, слишком не скупится на крупные и мелкие удары, что не представляется законной возможности повернуть ее на другую колею, то, с другой стороны, сюда же идут и люди, прошедшее которых омрачено преступлением, стало быть для которых последствия бродяжничества есть только из двух зол меньшее. Что между бродягами есть люди, совершившие тяжкие преступления, – это тоже факт несомненный, только чаще всего кровавое сказание замирает вместе с отречением человека от имени и отчества.

В остроге содержался не помнящий родства; он подговорил караульного солдата передать письмо женщине, содержавшейся в рабочем доме, тоже из бродяг – Татьяне, без отчества. Одолела ли солдата ревность к службе и к неукоснительному исполнению своих обязанностей, или не поладил он относительно гонорара за комиссию, только, вместо передачи письма по назначенью, он вручил его по начальству. Это было любовно-угрожающее послание, не чуждое некоторой книжности в оборотах, но весьма характерное по содержанию.

Дело в том: не помнящий родства, как видно, коротко знал Татьяну-бродягу (их поймали вместе, только одна, за состоявшимся решением, попала уже в рабочий дом, дело же другого тянулось, и он оставался в тюремном замке); их крепкими узами связала общность пережитых когда-то воспоминаний. Судя по содержанию письма, повод к нему подала Татьяна своей изменой и связью с одним из сторожей рабочего дома.

Писал между прочим не помнящий родства к Татьяне-бродяге:

«Забыла ты, знать, стерва, что невенчанные повенчались мы с тобою под ракитовым кустом и что был у нас един супротивник лиходей, супругом вашим законным прозывавшийся. Не перестанешь ты у меня с негодным баловаться, так скажу тебе одно и запомни ты слово мое крепкое: не жалеючи губил допрежь себя я, не жалеючи и теперь действую, только и вы уж, сударка моя, гневаться не извольте. Не над одним мной потешаться палачевской руке, а и тебя я предам лютым казням, на кобыле ты припомнишь, как любил тебя полюбовничек твой верный. И не думай ты, паскудная, средством каким от доли со мной единой отделаться: темна была весенняя ноченька, да звездочка одна на небе светила; светила она и видела, как лиходея своего мы спать укладывали. Такой же я и ноне, какой и тогда был, хотя и не мил тебе, изменщица, становлюсь. Пожалей же ты, Верушка, допреж всего себя, успокой ты сердце мое тоскующее; немало оно горестей от разлуки с тобой перечувствовало; отпиши, что дурацкие слова на тебя пустые люди несут».

Мы выписали только часть, и то весьма незначительную письма; в подлиннике оно занимало гораздо более места и было полно темными намеками на какое-то кровавое дело, в котором и писавший, и долженствующий получить письмо принимали живейшее участие. Ни имен (кроме одного раза, когда не помнящий родства называет бродягу Верушкой), ни обозначения местности, где разыгрывалась и подготовлялась совершившаяся драма, в письме не было.

О письме спросили не помнящего родства; он, конечно, дал весьма категорический ответ: знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю, писем никогда не писал, солдату их не отдавал, а если тот и показывает что, то или со злости, или у начальства выслужиться желает. На вопрос знал ли не помнящий родства прежде Татьяну, получен был уже раз данный им ответ: сошлись случайно, перед самой поимкой, в лесу, и держали вместе путь до первого только города, куда Татьяна просила указать дорогу; до сей же поры бродяжничали врозь и любовной связи никогда между собой не имели.

С таким же удовлетворительным результатом был произведен спрос и Татьяне: и там и здесь в итоге получен нуль.

А между тем те темные намеки на совершившуюся в жизни беспашпортных какую-то драму имели за собой данные, чтобы видеть в них больше, чем произведение досужей фантазии. Уже не говоря о том, что не помнящий родства и Татьяна бродяжничали вместе (показанию о соединении перед поимкой трудно придать вероятность), но кроме того, одна из арестанток рабочего дома показала, что Татьяна и прежде получала от какого-то бродяги острожного письма; другие же подтвердили, что между Татьяной и унтер-офицером «замечали любовные шашни, ибо на работах он старался уходить с Татьяной далее от других в скрытые места».