Мурзаевцы на далекое расстояние приобрели незавидную известность, как отъявленнейшие конокрады. Страсть к грабежу прежних степняков прародителей разменялась в мурзаевцах только на мелкую монету: и в настоящее время для мурзаевца каждая деревня, каждый отдельный хутор – неприятельская земля. Азанча мурзаевский чаще взбирается на вышку мечети наблюдать, нет ли за мурзаевцем погони, не едут ли с толпой понятых и обыскных людей незваные, чиновные гости, чем заунывно-звонким голосом, далеко раздающимся по пустынным окрестностям, призывать правоверных к обычной молитве. Как дика страна, где раскинулось Мурзаево, так дики и нравы его обитателей. Вокруг Мурзаева, на сколько глаз может обнять не затканное лесом пространство, нет ни одного поселка, ни одного людского жилья; в самом Мурзаеве проезжий редко встретит человека, только стаи злейших собачищ с громким лаем проводят его от одного конца деревни до другого; остановка не привлечет здесь праздную, болтливую толпу любопытных, – проезжий подметит только несколько беспокойно-враждебных взглядов, от которых становится не совсем легко на душе. Впрочем, Мурзаево редко и видит на своих кривых закоулках посторонние лица: оно приютилось в стороне от больших дорог, да и проезжие соглашаются лучше сделать несколько лишних верст (особенно если дело к ночи), чем держать путь через Мурзаево. Мурзаевские женщины известны по всей окрестности самым строгим прудеризмом: посторонний глаз никогда не видал лица их. Летом пробыть в Мурзаеве несколько часов тяжело, чувствуешь на себе давление враждебной атмосферы, а зимой так и того хуже: нависшую в морозном воздухе тишь прерывает только вой волков, стаями рыскающих вокруг Мурзаева, да ответный на него, еще более тянущий за душу, вой собак, чующих близость заклятых врагов. Под влиянием этого невыносимо-гнусного концерта, сложившейся в народе известности о подвигах мурзаевцев, угрюмых лиц и беспокойных взглядов, воображение начинает болезненно работать и представлять картины все более и более невеселого содержания, от которых не может отвязаться в продолжение бесконечно-тянущейся зимней ночи.
Почти каждый мурзаевец имеет в наружности свой резко характерный отпечаток. Опасный промысел, жизнь, полная треволнений, замкнутость, окружающая глушь создали из мурзаевцев крепких людей. В мурзаевцах нет той приниженности, распущенной апатии, что отличает их соседей – мордву, чувашей, отчасти и русских. Тип мурзаевца ближе всех подходит к типу волка; общность положения и промысла, одного между двуногими, другого между четвероногими обусловливает это сходство – мурзаевец выглядывает, раз, закаленным крупным вором, а во-вторых, господином, которого обижать не следует, который при случае постоять за себя сумеет.
В особенности мурзаевец выходит из общего фона разнохарактерной толпы на деревенских ярмарках и базарах; сермяга, подметившая взгляд мурзаевца, устремленный на «скотинку», начинает беспокойно жаться, думать, как бы поскорее подобру-поздорову убраться домой…
Мурзаевцы – это страшная язва, божья кара для деве-венского мира. Лошадь – все богатство крестьянина, его поилица и кормилица: лишение лошади, особенно в страдную, работящую пору, ставит крестьянина в безвыходное положение. Мурзаевец не задается никакими соображениями, он крадет и уводит все, что может украсть и увести, все, что плохо бережется и запирается. Свой промысел – конокрадство – мурзаевцы возвели почти что в науку, систематизировали его: масса скучившихся изб расположена таким образом, что покраденное, попавшее на один двор, через несколько мгновений переходит на двор избы, стоящей в противоположном конце, и оттуда прямой дорогой препровождается в лес или в поле; в Чикмасовском лесу устроены такие приюты, до которых добраться человеку, не совсем знакомому с трущобой, положительно невозможно; мурзаевские притоны и ухожья, способствующие неимоверно быстрому переходу покраденного, тянутся на далекие пространства и теряются в глубине степей; по мурзаевским кривым закоулкам нет ничего легче, как улепетывать от погони; улепетывающему открыт вход в каждую избу, в каждый двор, задними ходами которых он тотчас же скрывается из виду преследующих; опасность, угрожающая одному мурзаевцу, поднимает на ноги всю деревню, делается общим достоянием: насколько возможно, каждый старается принести посильную пользу. Рука мурзаевцев в воровском промысле наметана удивительно.