Из меди и перьев

– Я ведь нашел тебя тогда. В шатре Улафа. Ты сидела на полу у его постели, в изнеможении, а нож лежал рядом с тобой. Я не знаю, что помешало тебе убить его, но знаю, что именно это я и любил когда-то. Ты считаешь, что мне нужна была лишь хозяйка. Но это не так, Кая-Марта.

Тишина окутала их, точно пухом сверху накрыла.

– Я не хочу твоей гибели, Кая, – прошептал он, но даже не взял ее за руку. – Один раз я почти уничтожил тебя. Как видишь, это не принесло мне ни радости, ни покоя. Я знаю, Кая. В тебе осталось то добро и невинность, не могли исчезнуть они безвозвратно.

Он хотел было коснуться ее волос, но она отшатнулась, точно от пламени. Чувства были быстрее разумных мыслей. Зверь боялся его, она не хотела вновь ощущать его руки.

– Мы никогда не сможем простить друг друга, ведь так? – грустно и примирительно спросил он ее.

Кая проглотила комок в горле, скрестила на груди руки, но слова не шли на язык. Он не просил прощения и не хотел его. Просто высказал то, что давно они знали. Они отныне всегда будут по разные стороны, даже смерть не сведет их вместе, да оно и не нужно.

– Так, – прошептала она и кивнула. Голова и все тело казалось тяжелым и неуклюжим.

И тут раздалось то, что она рассчитывала не услышать. За ширмой раздался детский плач. Она вздрогнула. Сигур поднял голову, вопросительно посмотрел на нее.

– Должно быть, младенец Магрит, – проговорила она, отходя подальше к ширме и молясь Всевышнему, чтобы снова плач не раздался. – Ему лишь несколько недель, ты знаешь, всегда плачет, даже отсюда слышно.

На лице Сигура промелькнула настороженность, подозрение, точно железная холодная маска, начало наползать с подбородка и выше. Он встал.

– Неужели, – тихо спросил он, так тихо. – Палатка Магрит далеко, как же мы слышим отсюда?

– Может, она вышла пройтись, – язык еле ворочался у нее во рту и не слушался. – Может, он плачет и не может заснуть. Может, он голоден, а у нее нет молока – откуда мне знать, Сигур, я не знаю, как обращаться с младенцами!

Детский плач становился все громче. Она невольно прикрыла глаза рукой. Та дрожала, была ледяной. Тонкими пальцами хотелось зажать уши, чтобы ничего не услышать. Да только Сигур все равно его слышит, все едино.

Горец медленным шагом подошел к ширме. Кая стояла перед ним, не сделав ни шагу в сторону.

– Женщина, отойди. Я сказал, дай мне пройти, не мешайся.

– Тебе это не нужно, – говорить было тяжело, будто слова камнями и тяжелым грузом падали с губ. – Помнишь, что ты мне сказал? Ты попросил прощения, ты хотел мира меж нами. Сигур, ты говорил мне, что однажды я была в твоем сердце и что даже из мыслей своих меня ты не выкинул. Так вот… – она коснулась холодными пальцами его руки и поднесла к груди. – Сделай еще один шаг – и мира меж нами не будет уже никогда. И даже не потому, что это я тебя не прощу.

В глазах ее была такая тоска, что в пору топить в ней фрегаты да корабли. Рука Сигура была горячая, как и всегда. Она вспоминала, как он прежде, будто уже в другой жизни, грел ее озябшие пальцы в своих широких ладонях, как царил между ними лишь ее смех да его сладко-горькая досада, которую так просто развеять ярким утром да добрым словом. Вот здесь сейчас все и кончится, думалось ей. Она снизу заглядывала в глаза ему, надеясь увидеть в них понимание, но они не дарили ей ничего кроме настороженности и холода.

– Отойди, – проговорил он одними губами и с легкостью оттолкнул ее в сторону. Еще один шаг и он отодвинул ширму. Та жалостно скрипнула. Кая отпустила его руку и прижала ее ко рту, желая сдержать то ли собственный плач, то ли крик. Ребенок Ланса с этой девчонкой Одеттой лежал все так же на своих вышитых пеленках, но теперь он почти выбрался из них, дрыгал крошечными ножками, а лицо исказилось плачем. Сигур так и застыл, а Кая на долю секунды захотела броситься между ними и прижать ребенка к груди, точно своего. Будто не дитя хотела она укрыть от его взгляда, а себя саму и свои деяния. Она протиснулась вновь между ними, села на постель, на которой лежал ребенок, с бессмысленным вызовом подняла лицо к Сигуру.

– И что ты теперь скажешь, мой старый друг, – с горечью прошептала она. – Я ведь говорила, я ведь просила. Не подходи ближе, мой старый враг, иначе не будет мира меж нами. Теперь уж вечно не будет.

Сигур смотрел на нее невидящим взглядом, лишь гнев постепенно искажал его лицо да губы сжимались в тонкую сухую полоску.

– Чей он? – негромко спросил он, явно стараясь не кричать, чтобы не перебудить весь лагерь. – Кая. Отвечай мне, чей это ребенок?

Кая-Марта молчала, лишь легонько поглаживала младенца по редким волосикам, от всего сердца надеясь, чтобы он перестал кричать.

– Когда придумаешь, что бы соврать, ответь еще на вопрос – что он здесь делает?

– Не спит, – прошептала Кая. – И очень жаль, что не спит, все было бы проще. Гораздо проще, Сигур, если бы ты не заметил.