Из меди и перьев

Ребенок вновь захныкал и сердце Каи болезненно сжалось. А у нее никогда того не будет. И не держать ей снова ребенка на руках. Ни своего, ни чужого. Вера в собственное счастье все истончалась, как лед стеклянный под солнцем. Как ни отмахивалась она от этого чувства, как ни вспоминала возлюбленного, злая реальность судьей вставала у нее перед глазами.

– Будь осторожен с ним, – прошептала она. – Выйдешь на улицу Высоких рябин, в самый угол. Там стоит дом с садом, и яблони свешиваются поверх ограды. Если уж взял его от меня, то отнеси туда.

Сигур нахмурился, почесал одной рукой короткую бороду, положил сверток с младенцем на стол. Тот вновь принялся хныкать, но тот и ухом не повел. Он подошел к самому дальнему углу шатра и вытащил длинную цепь. Металлические звенья тихо блестели в свете свечей.

– Не нужно, Сигур, не нужно, я буду послушной, – глаза ее, казалось, стали больше и в них мелькнула мольба. – Правда, я обещаю тебе!

– Грош цена твоим обещаниям.

Он взял в руки цепь, наклонился и в одно мгновение зацепил ее за ногу Каи-Марты. Цепь была тяжелая, неудобная, длинная. В ней ходить по шатру да вокруг, дальше не убежать.

– Теперь только Улаф будет тебя отпускать. Я передам ему, будь уверена. Слишком много воли дали тебе, теперь не попомнишь, каково это, быть взаперти. Жди меня. Я еще вернусь потолковать с тобой.

Он взял младенца на руки, укрыл, как мог, плащом и вышел из-под расписного шатра под дождь. Кая бессильно опустилась на кровать и упала головой на подушку. Слез не было, только в грудь, казалось, вонзили сотню кинжалов. Сегодня она везде проиграла. И испытание не прошла, и хозяевам на глаза попалась, и разбередила старые раны. Нога на цепи болела и ныла под тяжестью железа. Она забрала побольше звеньев на постель, чтобы не оттягивать ногу. Он вернется потолковать. О чем интересно? Мысли путались в ее голове, витали, точно пыль в воздухе. Теперь и взаправду она пленница. Был страшный зверь в клетке, теперь на цепи, все как положено. Сон сморил ее, руки легли под подушку, как прежде, а соколиные глаза закрылись. Перед ней снова вставали видения прошлого, за которым она гналась, сбивала в кровь ноги, но так и не могла дотянуться руками. Она не знала, кто держал ее сзади. То ли Сигур, то ли Улаф, то ли Морелла, да только тянуло ее назад, а ноги в тонких башмачках будто путались в длинных и острых травах. «Домой» точно молния билась в ее голове и старалась она избавиться от рук даже возлюбленного. Страх пронзал ее, когда он касался ее белых рук во сне, а она кричала и билась, будто был он чужим и опасным. Она снова вскрикнула и наконец очнулась от собственного голоса. Свечи еще не догорели, крохотные огарки давали неяркий и бледный свет по шатру.

Сигур стоял перед ней. На рукаве была кровь, ткань его свешивалась лоскутами и на сильной руке были видны три длинных глубоких пореза. На лице тоже виднелись царапины, словно он встрял в хорошую драку. Младенца на руках больше не было.

– Сигур?

Тот не ответил. Подошел к столу, затем взял кувшин с холодной водой и опустил в нее кончик оторванной тряпки. Приложил к ране, кровавая вода быстро стекала на пол. На нее он смотрел мрачно и с недоумением. Взгляд сперва пристально задержался на ее глазах, стараясь что-то прочесть в них, затем на крохотной жилке на шее, которая нервно билась. Под конец он сурово уставился на цепь, крепко сжимавшую ее ногу, которую он сам на нее и надел. Ключа от этой цепи не было даже у него. Он был только у Улафа, как у самого главного в лагере, как их предводителя.

– Ты на цепи, – проговорил он мрачно, будто не верил своим глазам.

– Конечно я на цепи! – зло крикнула Кая. – Ты сам меня заковал в это железо, не помнишь теперь?

– Я не держу перед тобой ответа, чудище, – Сигур продолжил промакивать кровоточащую руку.

– Где ребенок? – голос Каи начинал дрожать от ярости. – Ты отнес его? Что случилось?

– Я отнес его, Кая-Марта, – все тем же отстраненным голосом отвечал он. – Жить он будет, хотя мог бы того и не добиться. Пару царапин, что явно предназначались ему, я принял на себя.

– О чем ты говоришь, – перебила она. – Какие царапины, что с рукой?

Он поморщился от боли, потянулся к карману и достал оттуда два длинных пера сирина, в этом сомнений быть не могло. Отсветы пламени играли на острых ворсинках. Кая протянула к ним руку, коснулась пальцами и отдернула их. Перья-то черные.

– Я ведь не глупец, Кая-Марта, – прошептал Сигур, с трудом садясь на стоявший посреди шатра стул. – Я знаю, что это значит, да и ты тоже. А потому говори. Есть еще один такой же, как ты?

Кая так и застыла. Бледные губы дрожали, равно как и худые костлявые пальцы.

– Отвечай мне! – рявкнул Сигур.