Из меди и перьев

– Это все сейчас ради цели высшей и благородной, – проронил Сигур. Верил ли он сам в это, Кая не знала. – А не ради твоих злобных мечтаний. Если с Улафом случится хоть что-то – я буду знать, кто за этим стоит. И поверь, я расправлюсь с тобой быстрее, чем ты охнуть успеешь. Если я узнаю, что в городе просто так погибают люди и их находят растерзанными – я найду тебя и результат тебе не понравится. Улаф не держит тебя сейчас в клетке, но поверь, достаточно одного моего слова, чтобы ты вновь оказалась там и глодала сухие кости. Не зли меня, Кая-Марта, и не вынуждай меня. Ты ведь знаешь, что со мной шутки плохи. Я избавился от тебя однажды, избавлюсь и в этот раз. Если по твоей милости к нашему лагерю пошлют армию Совета, то ты не жилец, так и знай. У нас с Улафом тоже есть уговор, дорогая. Если ты не слушаешься наших приказов, то твоя голова – моя. Не уничтожил тебя в первый раз, так развею твой прах по ветру во второй. Будь осторожна, Кая, я ведь всегда на чеку.

Он крепко схватил ее за руку, и она вздрогнула. Пальцы в его ладони заболели. Она бросила на него тяжелый, озлобленный взгляд.

– Тогда поберегись, Сигур, – прошептала она, глаза ее снова блеснули желтым. – Попомнишь ты еще наш разговор, когда я предлагала тебе мир. Когда обещала исчезнуть, быть человеком и затаиться… Однажды я отомщу тебе, Сигур, за все и сразу, за каждую мою слезу ты дашь мне ответ. И не надейся, это совсем не будет той легкой смертью, на которую ты можешь рассчитывать. Всю чашу горя ты выпьешь до дна.

Она в бессильной ярости смотрела на него и думала, как бы сложилась легко ее жизнь, будь та мать ей родной, а не приемной, не будь этого зверя внутри. Была бы женой и хозяйкой, а теперь ничего ей так не хочется от бывшего суженого, как вырвать ему сердце когтями.

Сигур молча посмотрел на нее и отвернулся.

– Ешь свою еду, что я принес тебе, – ответил он. – И довольно пустых угроз. Ты принадлежишь Улафу, с ним и останешься. Твоей жалкой мести сбыться не суждено.

Он вышел, и полог шатра лишь легонько пошевелился. Кая вновь села на стул и закрыла лицо руками. Они дрожали.

«Жалкая месть, – витало в ее голове. – Я покажу тебе жалкую месть». Глоток принесенного вина слегка взбодрил ее и прогнал комок плача из горла. Она знала, чего ей хотелось сейчас. Она знала, что никто за ней не следит.

Кая-Марта осторожно, почти на цыпочках, вышла из собственного шатра. Роса на траве холодила ноги. Еле слышно, она сделала шаг, другой, и поспешила, точно кошка, из лагеря прочь.

Глава XIX

По нескошенным травам она бежала, а ветер летел за спиной. Невыплаканные слезы жгли глаза. С тех самых пор, как она попала к Улафу, плакала она всего пару раз, хотя поводов для этого было неизмеримо больше. Чем больше в даль убегало дней, тем больше думалось ей о прошлом – зря она пыталась его позабыть. Быть человеком, всего лишь девушкой, однажды стать матерью, как эта девица, что она зачем-то спасла сегодня днем. Все это было так далеко, таким недосягаемым и сладким казалось. Она вспоминала себя, прошлую Каю, которая в девичестве стояла над обрывом, а за спиной расправлялись крылья и перья. Как слушала она песни ветра, сквозь белые кудри просвистевшие, а крылья, бывшие руки, наполнялись полетом. Тогда была только свобода, только воля и счастье, чистота пробужденья. Она не знала еще ни крови, ни голода, ни звериной ярости хищника, клокотавшей в груди. Она была лишь Каей-Мартой и хотела лишь ей оставаться. У нее это отняли, заклеймили убийцей, чудовищем, не дали оправдаться, засадили, точно зверя лютого, в клетку. Она хлебнула горя на этом острове и хлебнула не мало. Ей казалось, что в клетках, разбросанных по всему побережью, она еще видела движение, слышала скорбные песни ночами, что долетали до моря. Казалось, там она была не одна, но от этого только сильнее скребло ножом и страхом по сердцу. Где-то там, рядом, умирала позабытая всеми ее родня. Оставить бы крылья и песни, стать той, кем бы люди гордились. Но не иметь ей и того, и другого, не принадлежать и тому миру, и этому.

Она ведь знала того мальчишку, которого нечаянно убила. Он был пригож собой, весел, умен, однажды вырезал ей дудочку из легкого тростника, научил играть. Бенжен его звали, и был он ей добрым другом. Все тогда сочли ее хладнокровной убийцей, никто не подумал, что она тоже страдает. С детства они дружили. Вместе сбегали к подножию гор, вместе пускали корабли вниз по течению ручейков. Бенжен хотел однажды спуститься в долины, мать и отец торговали с Исолтом, да вот только не довелось ему. Ничего ему не довелось, и в том она повинна навеки. Кровь на ее руках, кровь между пальцами, ее не счистишь песком. Она могла обойтись зверями, заблудшими овцами, робкими ланями и оленями, что ночью выходят к роднику напиться, но…