Из меди и перьев

– Ты чудовище и убийца, – отстранил ее Сигур. – А верить словам убийцы – не лучшая мудрость. И принять иначе я тебя не могу. Все, что осталось от прошлой тебя, от прошлой Каи, мертво и воскресить это уже никто не в силах. Я не верю тебе. Не верю, что осталась в тебе еще добрая воля. Принять, как друга… Было время, я хотел принять тебя как жену, как суженую мне. Я ведь знаю, ты ненавидишь меня. Это я тогда настоял, чтобы тебя увезли. Это я тогда рассказал всем в деревне. Ты меня никогда не простишь, я же знаю. Я бы и сам не простил. Лучше пей вино, а я пойду восвояси.

Воск свечей тихо капал на стол, Кая молчала. Ненавидела она его? Она толком не знала. Сейчас вся ее ненависть была только к хозяину, чьей рабыней она была. И может быть еще к той девчонке, стащившей кольцо, и которую она никогда не узнает. Еще к себе и собственной сущности. Могло ли все оказаться иначе. Могла ли она стать для него хозяйкой, любимой женой, если бы не было этого плача и слез в ее жизни? Он был добр с ней, пока не узнал, так добр, что сердце щемило. Теперь же она осталась одна.

– Зачем ты согласился отправиться с Улафом?

– Затем, что я один тебя знаю и один тебя не боюсь, – вымолвил он. – А вырвешь мне сердце – так уж и так его нет с той ночи на берегу.

– Ты ведь все равно никогда меня не любил. Тебе нужна была лишь хозяйка в дом, да тот, кто готовил бы ужин, стелил бы постель.

– Почем ты знаешь, Кая, что было у меня на сердце. Ты думала лишь о себе. О своем даре да о птичьих полетах. Даже когда молчала и плакала у меня на плече. О чем ты размышляла тогда? Уж точно не обо мне.

Кая покорно кивнула, отодвинула стул и села.

– Так значит, ты никогда меня не простишь и не примешь. Никогда не будешь, как прежде, мне старым другом.

– Мне не за что тебя прощать или нет. Той Каи не стало, – он хочет примирения с прошлым, не более. – Умерла она на том берегу, а тебя я не знаю, и не уверен, что хочется знать.

Она облокотилась на стол и положила голову на руки.

– Ты все же меня ненавидишь, – проронила она и вновь на минуту замолкла. – Тебе тошно даже от одного моего вида, он гложет тебе сердце, я знаю. Не жить тебе спокойно, покуда я рядом. А мне не жить толком, пока я в неволе… Но есть способ, простой и понятный. Убей Улафа, Сигур, – внезапно встрепенулась она. – Убей его, а дальше все станет проще. Ведь он хочет войны, ты же знаешь. Он хочет смерти главы Совета и не только ее. Он хочет восстания, власти и крови, так чем же он лучше меня, расскажи. Ты ведь знаешь и сам, что он не оставит камня на камне. Если ты убьешь его – ведь я не могу его тронуть – я смогу уйти отсюда, уйти навсегда, обратно в горы. С его смертью разрушится и мое заточение-заклятье. Может, я найду кого-то из своего народа, может, представь только, Сигур! Может, я смогу найти своих настоящих родных. А может быть, – голос ее погрустнел и затих. – Может быть, я смогу найти другую деревню, забыть о себе и жить человеком. Послушай, Сигур… Жива ли еще моя приемная матушка, знаешь ли ты?..

– Она жива и знать тебя не желает, не тревожь ее больше, – отозвался мужчина. – Убить Улафа… Отчего ты не удивила меня, Кая-Марта?

Он вдруг подошел к ней, размахнулся и отвесил хорошую пощечину. Кая вскрикнула и прижала руку к щеке. Та горела, точно огнем.

– Вот она. Вот теперь это ты. Ни во что ты не ставишь жизнь человеческую. Так легко, так просто предлагаешь лишить жизни того, кому ты обязана волей.

– Это не воля, – зло прошептала Кая и не отняла ладонь от щеки. – Тебе не обещали, тебе никогда не обещали выпустить всю кровь у тебя из жил в случае неудачи. А что до убийства… Скажи мне, Сигур, в чем разница между убийствами, которых требует Улаф, от тех, что я совершаю? Что лучше – быстрая милосердная смерть или долгие мучения не плоти, а духа? Ты думаешь, в смерти есть разница? Знаешь, что я делаю с этим рыцарем, Сигур, по просьбе твоего любимого Улафа? Знаешь, как я разрушаю его без остатка? Тебе и не снилось такое горе, как я тебе говорю. Разве не знаешь ты, как твой Улаф заставляет меня уничтожать ту, что могла бы стать мне верной подругой? Не знаешь?