Из меди и перьев

Он почтительно обхватил ее за талию и увлек к танцующим парам. Сольвег не сопротивлялась. В конце концов, на ней красивое платье. Неплохо бы посмотреть, как шурша летает подол ее вышитой юбки. Они медленно кружили по залу, а Микаэль не умолкая рассказывал ей о корабле, который она получит. О том, сколько специй на нем, сколько душистого перца и пряностей, сколько терпких южных вин томится в его темных трюмах. Сольвег слушала это как дивную сказку, но конец этой сказки был ей неведом. Она плавно крутанулась, опять положила ладонь ему на плечо. Выживут ли они оба? Они ни разу не говорили об этом, только сейчас в этой своей шутливой манере Микаэль обмолвился, что ходят они по лезвию ножа – либо соскользнешь, либо без ног и останешься. Они ведь оба могут погибнуть. Могут, но нынче слишком много забот, чтобы думать о смерти. Что-то будет, когда все это кончится и останутся ли они друзьями? Будут ли изредка ее с малюткой приглашать в их дом, потчевать абрикосовым вареньем с косточками и чаем? Сольвег взглянула на беззаботного черноглазого Ниле и почувствовала, как деланная улыбка расплывается по лицу, а на душе оборвалась тонкая ниточка. Нет, конечно. Их дружбе придет закономерный конец, а Микаэль найдет себе благородную мышку-жену. Та не допустит появления Сольвег в их доме, а Сольвег не будет даже пытаться. Если нужно будет уйти, она уйдет первая. Долгих расставаний она никогда не любила.

– О чем ты задумалась, Сольвег? – музыка закончилась, и южанин поклонился ей, как то велели правила.

– Ни о чем. О том, что Агнессе не мешало бы сильнее утягивать корсет. Экая коровенка.

– Добросердечные мягкие женщины, – кивнул Микаэль. – Смотрю на вас, и сердце замирает от вашей невинности и доброты. В измарский отряд наемных убийц давно пора нанимать девиц.

– Вы позволите мне разбить вашу пару? – раздался тихий голос совсем рядом с ними.

Сольвег с Микаэлем обернулись и оба застыли.

– Дружище!.. – воскликнул Ниле, но дальше не смог подобрать нужных слов и просто продолжил во все глаза смотреть на Эберта.

– Добрый вечер, Микаэль. Госпожа Сольвег, – он коротко кивнул ей и осторожно поднес ее руку к губам. Сольвег заметила, что пальцы у нее дрожат.

– Добрый вечер, – ответила она, но неожиданно с губ сорвался неловкий шепот. – Сир Эберт.

Он пристально посмотрел на нее своими спокойными серыми глазами, и она вспомнила, как в этом же доме они кричали друг на друга от злости и ярости. Сейчас он был еще бледнее, чем прежде, еще худее, и темные тени под глазами так и не ушли. Но теперь на искусанных бледных губах было подобие улыбки. Да, Эберт Гальва улыбался гостям, так старательно улыбался, так следил, чтобы то получилось – казалось, все силы на это уходят. Сольвег смотрела на эту улыбку, которую он, больной и заколдованный, изображал только для них, и волна жалости захватила ее.

– Поздравляем тебя с твоим праздником, Эберт, – негромко и осторожно проговорила она, протянув ему сверток от Рузы. – Это тебе от матери Микаэля подарок, – она замялась. – А мы тебе ничего не приготовили, как-то не собрались…

– Ерунда, – перебил ее рыцарь, принял сверток и положил его на каминную полку. – Микаэль, передай матери мою благодарность. Сольвег, госпожа, ты позволишь? – он протянул ей руку и коснулся ее холодных пальцев. – Ты потанцуешь со мной, госпожа? Окажи мне честь в день моего рождения.

Сольвег сглотнула комок в горле и кивнула. Вновь заиграла музыка, а она стояла к больному рыцарю близко, так близко, что могла чувствовать его теплое дыхание на своей щеке. Совсем как в тот раз, когда, казалось бы, в другой жизни она зло и обиженно поцеловала его без всякого доброго умысла. Микаэль выразительно посмотрел на нее. О да, добрый друг, не переживай, я знаю, что это не просто танец, у нас ворох дел лежит на плечах – из-под него не вылезешь и не отряхнешься.

Она сделала шаг, другой. Эберт двигался легче, чем Микаэль, сейчас рыцарь к тому же и худой был, как жердь. Ее рука безвольно лежала на его плече, а глаза на него поднимать она не отваживалась. Не так ли давно она, скрипя зубами, рассказывала Магнусу и про несчастный случай, и про прелести вдовства. О, она тогда ненавидела рыцаря, так его ненавидела, что даже не разглядела, как же ей на самом деле жаль его и жаль этого непонимания в глазах, которое теперь подернулось пленкой отчаяния.

Он смотрел на нее снизу вверх, ведя ее по залу, и молчал, она это чувствовала. Ей вдруг захотелось снять эту глупую блестящую маску, что была надета на ней. Отбросить ее в сторону, чтобы он увидел ее настоящую, и рассказать ему обо всем, обо всем, что скопилось в душе, о бедности, об отчаянии, о страхе остаться одной, о том, как сильно ей хочется заставить служанку сварить дынные леденцы, но живет она на попечении Микаэля и не в праве командовать. Это было так глупо, особенно перед заколдованным рыцарем, для которого каждый день просто серость и горечь, но он был единственным приветом из прошлого, где все, казалось бы, шло по стройному плану.

– Ты до сих пор обижен на меня? – брякнула она, когда молчание стало пыткой.