Из Астраханской губернии

Козаки со мной не разговаривали, хотя были очень любезны со всми, не исключая и моихъ спутниковъ. Козацкая вжливость, я говорю про донскихъ козаковъ, всегда поражаетъ съ перваго разу всякаго: мн не случалось слышать, чтобъ старшій назвалъ молодаго Ината — Игнашкой, и чтобъ Игнатъ назвалъ стараго Егора — Егоромъ; Игнатъ стараго Егора всегда назоветъ, ежели не Егоромъ Матвичемъ, то по крайней-мр — Матвичемъ.

Скоро разговоръ завязался между всми сидящими въ вагон, и какъ-то коснулся до исторіи донскаго козачества.

— Мы вдь, прозываемся Ермаковцы, говорилъ одинъ отставкой козакъ:- мы называемся Ермаковцы, по Ермаку Тимофеичу.

— Какой такой Ермакъ Тимофеичъ? спросилъ мой спутникъ:- богатырь, что ль, какой былъ?

— Большой былъ богатырь!..

— Гд же онъ силу свою оказывалъ? спросилъ другой мои спутникъ.

— А видишь ты: была баталія… Да, нтъ! надо сначала теб разсказывать… Донцы и теперь — оторви головы: человка убей — свои не выдадутъ… Да вотъ недавно: мужичку наняли стадо стеречь, а она отъ нашихъ двокъ и стала парней отбивать!.. Такъ что-жь, ты думаешь, наши двки съ ней сдлали?..

Козакъ пренаивнымъ образомъ разсказалъ, даже со смхомъ, какъ козачки-двки мучили мужичку. Какъ мучили эту несчастную — я передать не могу: описанія этихъ мученій не могутъ быть подъ своими названіями помщены даже въ ддахъ уголовнаго суда.

— Да вдь такъ проучили эту погань, что и по сю пору, вотъ ужь третья недля, не встаетъ съ постели, а можетъ и не встанетъ. Пошли было жаловаться на нашихъ двокъ, да рожна и взяли: наши своихъ не выдадутъ ни за что; сказали, что молодыя двчонки съ ней поиграли — вотъ теб и вся не долга!..

— А что-жь Ермакъ Тимофеичъ? спросилъ мой спутникъ: — ты про Ермака припомнилъ.

— Я къ тому и рчь веду… Такъ вотъ каковы наши донскіе козаки!.. Теперь сорви головы, а прежде!.. Вотъ этотъ самый Ермакъ, чего-чего онъ ни длалъ!.. Соберетъ, бывало, шайку, да не тайкомъ, не въ тихомолку, а какъ есть при всемъ народ собиралъ себ товарищей. Пройдетъ, бывало, во станиц, да крикнетъ: «козаки-атаманы!.. Есть ли здсь охотниковъ идти по мной на Волгу рыбу ловить?» — Къ нему, какъ комары на огонь, вс и лзутъ!.. Соберетъ шайку, да и на Волгу!.. Такъ ужь у нихъ своя воля: безъ оброка ни одного судна не пропустятъ; объ купеческихъ и говорить нечего; разъ бжало царское судно съ царской казной — и тому спуску не далъ: все до чиста обобралъ!.. Царь и распалился гнвомъ великимъ: — «подать, говоритъ, ко мн Ермака!..» только вышла у вашего царя война съ какимъ-то другимъ королемъ или султаномъ, но знаю, а врать не хочу… Пошла баталія; бились, бились, видитъ нашъ царь: дло плохо, наша неустойка… Отколь ни возьмись Ермакъ Тимофеичъ — яснымъ соколомъ прилетлъ съ своими товарищами, козаками-атаманами, на подмогу вашему царю… Да наскочилъ Ермакъ-то Тимофеичъ съ флангу, съ боку то-есть…

— Знаю, знаю, проговорилъ мой спутникъ нетерпливо:- знаю.

— Да какъ сталъ Ермакъ-то королевское войско лупить… Царское войско впереди, а Ермакъ съ боку, да и задку прихватилъ!.. Какъ со всхъ сторонъ обступили королевское войско, такъ всхъ и побили, ни одного живаго не оставили, никого и въ полонъ не брали, всхъ смерти предали. Кончилась баталія, царь и спрашиваетъ: «кто мн помогу далъ? Позвать того человка мн!» Позвали Ермака къ царю. «Что ты есть за человкъ?» спрашиваетъ царь. — Я, говоритъ, Ермакъ, ваше императорское величество. — «Тотъ Ермакъ, что всю царскую казну ограбилъ?» спрашиваетъ царь. — Тотъ самый, ваше императорское величество. — «Та вина теперь теб Ермаку отпущена, говоритъ царь: только впередъ не балуй! А теперь скажи ты мн: какимъ чиномъ мн тебя пожаловать?» А Ермакъ ему: «никакого чину мн не надобно; а пожалуйте насъ, ваше императорское величество, всхъ донскихъ козаковъ тихимъ Дономъ». Царь и пожаловалъ насъ донцовъ тихимъ Дономъ, оттого мы и прозываемся донскими козаками, а по Ермаку Тимофеичу — Ермаковцами. Кликни любому донскому козаку: «эй, Ермаковецъ!» — сейчасъ откликнется: «что скажетъ, теб надобно?» Право такъ!.. Хохлу скажешь: «эй, хохолъ!» — осерчаетъ, изругаетъ, пожалуй на драку пойдетъ! А назови Мазепой — и бги скоре: сейчасъ драться станетъ. А нашего козака назови козакомъ — «эй, козакъ!» откликнется; скажи «эй, Ермаковецъ!» тоже откликнется, разв только что засмется, а ничего, какъ есть ничего, и не осерчаетъ, да и серчать-то не изъ чего!..

— Да, мы съиздавна Ермаковцы, заговорилъ козакъ-зеленая шуба. — Пошли отъ Ермака, стало и есть Ермаковцы. И посл были воители, только по тмъ прозвища не проложено.

— Кто-же еще былъ? спросилъ кто-то.

— Да вотъ, хоть Пугача взять…

— Тоже богатырь былъ?

— Тоже воитель былъ храбрый.

— Кто-жь этотъ Пугачъ былъ?

— Говорю, воитель храбрый, простой козакъ, нашъ донской, а по прозвищу Емельянъ Пугачевъ — храбрый воитель, только пилъ ужь очень крпко.

— Не такъ давно: моя бабушка его видть не видла, а слышать слышала его рчи… на полъ-аршина отъ него была, и того меньше, а видть не видала! прибавилъ козакъ-зеленая-шуба.

— Какъ такъ?