— А вотъ какъ: бабушка моя взята изъ Дубовки; когда подъ Дубовку подходилъ Пугачъ, бабушка моя была двка на выданье, женихи ужь сватались, сватовъ засылали, да у ней еще сестра была. Какъ прослышалъ ихъ отецъ, а мой выходитъ праддъ, взялъ обихъ дочерей и посадилъ подъ полъ, а самъ съ попами въ ризахъ, съ иконами, со всми козаками, да съ колокольнымъ звономъ и пойди на встрчу Пугачу. Пугачъ ничего. Спросилъ, гд вс начальники? Праддъ вошелъ къ нему съ хлбомъ съ солью. «Вс разбжались», говоритъ праддъ. Пугачъ принялъ. «Къ теб въ гоcти, атаманъ, пріхалъ» — сказалъ Пугачъ, а праддъ ему въ ноги большимъ поклономъ поклонился. Пріхалъ Пугачъ къ прадду верхомъ, лошадь, бабушк говорили, вся разубранная… вошелъ въ избу, старымъ крестомъ перекрестился; слъ за столъ, веллъ подать водки, такъ всю ночь и прогулялъ съ своими ребятами, и прадда съ собой посадилъ… Бабушка часто любила про Пугача разсказывать… Сама его не видала: она съ сестрой всю ночь просидла подъ поломъ, а что слышала и что люди ей говорили, бывало, намъ, покойница, и разсказываетъ…
— И много бабушка ваша разсказывала?
— Сама-то она почесть Пугача-то и не слыхала: цлыя сутки подъ поломъ дрожмя продрожала: ей было только про свою душу помнить, а посл, что отъ людей слышала, она и разсказывала намъ; мы еще тогда ребятишками были.
— А зврь былъ этотъ Пугачевъ?
— Нтъ! человкъ былъ добрый! Разобидлъ ты его, пошелъ противъ него баталіей… на баталіи тебя въ половъ взяли; поклонися ты ему, Пугачеву, вс вины теб отпущены и помину нтъ!.. сейчасъ тебя, ходи ты солдатъ, — а солдаты тогда, какъ двки, косы носили, — сейчасъ тебя, друга милаго, по-козацки въ кружокъ подржутъ и сталъ ты имъ за товарища… Добрый былъ человкъ: видитъ, кому нужда, сейчасъ изъ казны своей денегъ велитъ выдать, а детъ во улиц, и направо и на лво пригоршнями деньги въ народъ бросаетъ… Придетъ въ избу — иконамъ помолится, старымъ крестомъ, такъ поклонится хозяину, а посл сядетъ за столъ. Станетъ пить — за каждымъ стаканчикомъ перекрестится!.. Какъ ни пьянъ, а перекрестится!.. Только хмлемъ зашибался крпко!..
— Ну, а кто пойдетъ супротивъ его, возьмутъ кого въ полонъ, а тотъ не покоряется — тогда что?
— Тогда что: кивнетъ своимъ, — т башку долой, т и уберутъ!.. А когда на площади или на улиц судъ творилъ, тамъ головъ не рубили, такъ кто какую грубость или супротивность окажетъ — тлъ вшали на площади тутъ же. Еще Пугачъ не выходилъ изъ избы судъ творить, а ужь вислица давно стоитъ. Кто къ нему пристанетъ, ежели не козакъ — по-козацки стричь; а коли супротивъ его — тому петлю на шею!.. только глазомъ мигнетъ, молодцы у него пріученные… глядишь, ужь согрубитель ногами дрыгаетъ…
Козаки, здсь бывшіе, только поддакивали, да никому и въ голову не приходило оспаривать доброту Пугачева. Пугачевъ Пушкина въ «Капитанской дочк» взятъ изъ мстныхъ разсказовъ; онъ помнилъ заячью шубу Гринева, и въ тоже время кивнулъ своимъ ребятамъ: «убрать старуху!»…
— А про Стеньку Разина небось не скажетъ ни слова! шепнулъ я своему спутнику.
— А кто такой Стенька этотъ Разинъ? спросилъ тотъ меня съ большимъ любопытствомъ.
— Спроси у козаковъ.
— Скажите пожалуйста, обратился мой спутникъ къ козакамъ:- кто такой былъ Стенька Разинъ? Тоже должно полагать, великій былъ въ свое время воитель!
— Воитель-то большой былъ воитель, этотъ Стенька, отвчалъ одинъ козакъ.
— Такъ что-жъ?
— Да съ Пугачевымъ или Ермакомъ — не одна стать!..
— А что?
— Пугачевъ съ Ермакомъ были великіе воители; а Стенька Разинъ и воитель былъ великій, а еретикъ, — такъ пожалуй, и больше чмъ воитель!
— Что ты?!..
— Правда!..
— Какое же его было еретичество?
— А вотъ какое. Бывало его засадятъ въ острогъ. Хорошо. Приводятъ Степку въ острогъ. — «Здорово, братцы! — крикнетъ онъ колодникамъ. — „Здравствуй, батюшка нашъ, Степанъ Тимофевичъ!..“ А его ужь вс знали!.. — „Что здсь засидлись — на волю пора выбираться“… — „Да какъ выберешься?!.. говорятъ колодники: сами собой не выберемся, разв твоими мудростями“. — „А моими мудростями, тамъ пожалуй и моими!“… Полежитъ такъ маленько, отдохнетъ, встанетъ. — „Дай, скажетъ, уголь!“ — возьметъ этотъ уголь, напишетъ тмъ углемъ на стн лодку, насажаетъ въ ту лодку колодниковъ, плеснетъ водой; рка разольется отъ острога до самой Волги; Стенька съ колодниками грянутъ псни — да на Волгу!.. Ну, и поминай какъ звали!..
— Такъ и убжитъ?
— Со всми колодниками!
— А часовой солдатъ отвчай?
— Знамо дло — отвчай!..
— Эко дло!..
— Только господа подъ послдокъ догадались, продолжалъ козакъ:- будетъ Стенька просить испить — не давай воды, пои квасомъ!.. А Стеньк съ квасомъ ничего не подлать… такъ и изловили!..
— Вишь ты дло-то какое!..
— Еретикъ! одно слово, еретикъ!