Читаем Иван Крылов полностью

Вам пояснить рассказ мой я готов:Не так ли многие, хоть стыдно им признаться,С умом людей боятсяИ терпят при себе охотней дураков?»

Выходит, жёсткая дискуссия о языке, в немалой мере касающаяся Крылова и его творчества, происходила на фоне большого, значимого для России исторического события. После него появился сначала в Москве, потом в Петербурге Александр Пушкин. Появился не в переписке с кем-то, не на страницах журналов, а самолично. С ним можно стало увидеться, встретиться в том или ином салоне, перекинуться парой фраз у кого-нибудь на званом обеде, пересечься к кабинете издателя, столкнуться ненароком, зайдя в книжную лавку.

Об одной такой встрече позже напишет П. А. Вяземский:

«Признаюсь, я не большой и не безусловный приверженец и поклонник так называемой национальности. Думаю, что и Крылов не гонялся за национальностью: она сама набежала на него, прильнула к нему, но и то не овладела им. Вот, например, случай, который доказывает, что он был более классик, нежели националист. Пушкин читал своего “Годунова”, ещё не многим известного, у Алексея Перовского. В числе слушателей был и Крылов. По окончании чтения, я стоял тогда возле Крылова, Пушкин подходит к нему и, добродушно смеясь, говорит: “Признайтесь, Иван Андреевич, что моя трагедия вам не нравится и, на глаза ваши, не хороша”. – “Почему же не хороша? – отвечает он, – а вот что я вам расскажу: проповедник в проповеди своей восхвалял божий мир и говорил, что всё так создано, что лучше созданным быть не может. После проповеди подходит к нему горбатый, с двумя округлёнными горбами, спереди и сзади: не грешно ли вам, пеняет он ему, насмехаться надо мною и в присутствии моём уверять, что в божьем создании всё хорошо и всё прекрасно. Посмотрите на меня. Так что же, возражает проповедник: для горбатого и ты очень хорош”. Пушкин расхохотался и обнял Крылова».

Познакомились они в Петербурге, ещё до отправки Пушкина на Юг: встречались на «субботах» у Жуковского, в гостиной Олениных, в театре. Их отношения продолжались до дня накануне дуэли, когда Пушкин заходил к Крылову домой. Как их назвать? Поэты дружили, встречались, когда возникала потребность, симпатизировали друг другу, уважали друг друга?

Приступив к работе над пугачёвской темой, Пушкин счёл необходимым «снять показания» с Крылова как с непосредственного участника событий. Тем более что в нескольких исторических документах, которые попали ему в руки, встретилось имя Андрея Прохоровича Крылова. И он обратил к Ивану Андреевичу.

«Показания Крылова (поэта)» стали одним из немногих свидетельств о ранних годах Крылова и о его отце и одной из немногих записей автобиографического рассказа Крылова.

Вот эти воспоминания баснописца о страшных событиях в записи Пушкина, на основании которых им написана концовка повествования о безуспешной попытке пугачевцев захватить Яицкий городок 20 января 1774 года. Впрочем, это не единственная красивая легенда, исходящая от Крылова и связывающая два великих имени. По сию пору редкий пишущий о Иване Андреевиче не воспроизведёт эпизод, в котором Крылов в 1833 году, то есть более полувека спустя «происшедшего», поведал Пушкину впечатления от пугачёвщины, сохранившиеся в его памяти:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии