Иван Крылов

Исходник для сюжета: реальный эпизод, действительно произошедший с одним провинциалом, посетителем Кунсткамеры. История каким-то образом оказалась на страницах журнала «Русская старина». А потом, дело случая, попала на глаза Крылову, который взял и «обработал» её, придал незатейливой шутке литературную форму. К слову, слон как экспонат и сейчас находится в одной из коллекций музея. Ну и какая здесь сатира? Так, юмор, ирония, повод для улыбки – не более. Где тут схожесть с эпиграммой?

А теперь воспроизведём сцену из жизни писателя Крылова, тоже реальную, послужившую одной из возможных, а может, единственной причиной написания басни.

Сцену, казалось бы, заслуживающую разве что лёгкого смешка. Но которая оказалась не простой, а с продолжением, причём многолетним. Она породила знаменитую строку басни Крылова и вылилась в литературную полемику, наполненную величайшим смыслом, в которой оказались задействованными князь Пётр Вяземский, Александр Пушкин, Николай Греч, Булгарин и… Вольтер.

История выглядела следующим образом. Во втором номере «Литературных листков» за 1824 год появились критические замечания Булгарина на книжку «Стихотворения Дмитриева» с предисловием Вяземского. В них Булгарин счёл возможным назвать Крылова первым оригинальным русским баснописцем по изобретению, языку и слогу:

«…язык его есть, так сказать, возвышенное простонародное наречие, неподражаемое в своём роде и столь же понятное и милое для русского вельможи, как и для крестьянина. <…> слог И. А. Крылова изображает простодушие и вместе с тем замысловатость русского народа; это – русский ум, народный русский язык, облагороженный философиею и светскими приличиями».

Тогда как Вяземский в предисловии не только превозносил Дмитриева, но и довольно резко высказался в адрес так называемых почитателей Крылова:

«Чему большая часть из них дивится в нём? Что выдало ему открытый лист на общенародное уважение? Плоскости, пошлости, вредящие его истинному достоинству. У всех на языке: “А философ без огурцов!.. Ай, Моська! Знать, она сильна, что лает на слона и шутки подобные, да вот и всё».

Заметим: прежде всего в качестве примера Вяземский цитирует басню «Огородник и Философ» о великом краснобае недоученном Философе. Басню, где звучит ирония по отношению к излишним умствованиям, которые оканчиваются провалом всех планов и надежд, в то время как люди, руководствующиеся здравым смыслом и традицией, добиваются успеха.

Сегодня неудивительно встретить утверждение, соответствующее либеральным взглядам, что нет никаких сомнений в том, что и Пушкин, и Вяземский были патриотами своей страны. Но с непременной оговоркой: мол, просто патриотизм у них был разный. Однако известно, что Пушкин называл Вяземского человеком, который «не любит Россию, потому что она ему не по вкусу».

Что князю было по вкусу, хорошо известно. Он этого никогда не скрывал. Может, потому, что считал вправе видеть себя «представителем просвещения у трона непросвещённого». Он, как можно прочитать в книге «Вяземский» Вячеслава Бондаренко: «…рассчитывал на пост главного представителя Общественного мнения России». Ведь из сопоставления историй Романовых и Вяземских было видно, «насколько князь был, как это ни странно звучит, знатнее Николая I[34]».

Сам же князь, честолюбивый и тщеславный Рюрикович, в 1824 году откровенно писал:

«Я вижу свою национальную гордость не в том, чтобы торжествовать по поводу того, что у нас есть, а в том, чтобы сожалеть о недостающем. Я не принадлежу к нищим, старающимся выставить напоказ богатства, которых они не имеют, а скорее принадлежу к тем, которые нарочно показывают свои лохмотья, потому что считают себя достойными лучшей судьбы. И все мои благомыслящие соотечественники, конечно, разделяют моё мнение».