Иван Крылов

«Мне памятно, как сыновья Алексея Николаевича Оленина снаряжали во дворец И. А. Крылова, которого желала видеть императрица Мария Фёдоровна. Иван Андреевич, как это современникам его всем хорошо известно, был большой неряха. Его умыли, причесали и, принарядив в новенький мундир служащих при императорской Публичной библиотеке, привели показать Е. М. Олениной. Он подсел к нам в гостиной, и, когда настало время ехать, мы спохватились о трёхугольной шляпе его, которую не находили. Наконец и Иван Андреевич поднялся искать её вместе с нами. Тут, к ужасу нашему, увидели мы на кресле, с которого он встал, какой-то блин, из которого торчал весьма помятый плюмаж. Увы! это была шляпа, на которой в продолжении получаса покоилась тучная особа его! Можно вообразить себе, какого труда стоило дать ей несколько приличный вид».

Он, повторю, смог выздороветь… и снова начать без меры есть и пить. Нынешние эскулапы, исходя из имеющихся симптомов, делают вывод, что причина излишней полноты и чрезмерного аппетита Крылова (его и сейчас частенько именуют «жутким обжорой») «имела не психологическую основу, а медицинскую». Называется даже диагноз, который сопровождается рекомендациями, каким необходимо было в таких случаях следовать. Но… надо ли его озвучивать?

Кстати, уже в преклонных летах, но ещё до того, как он покинул Публичную библиотеку, он переболел рожей (инфекционное рожистое воспаление). Я не стал бы упоминать этого факта, если бы среди авторов, пишущих о Крылове, не гуляли разногласия. Одни веруют сами и убеждают других, что она «поместилась у него на лице». Другие располагают покраснение участка кожи на ноге. Исходя из сопровождавшего заболевание у Крылова затруднения при ходьбе (было больно наступать на ногу), смею заверить, что тёмно-багровое пятно было у него на ноге. Окружающие люди его под одеждой не видели.

Тут, полагаю, пришла наконец-то пора для появления на страницах нашего повествования ещё одного персонажа. Самое время перейти к незатейливой истории из жизни двух великих людей – Карла Брюллова и Ивана Крылова, возведённых историей в ранг Гения. Под пером Гоголя, который с ними обоими был накоротке, история эта могла бы получить название «Повесть о том, как Карл Павлович писал портрет Ивана Андреевича».

Впрочем, вполне могло сложиться так, что никакого даже разговора на эту тему не произошло бы, останься автор великого полотна «Последний день Помпеи» в Италии. Однако волею императора он в 1836 году вынужден был вернуться в Петербург.

Далее хотелось бы по порядку. Но это-то и будет самым сложным. Первым совершенно точным фактом имеем: будучи «почётным вольным общником» Академии художеств, Иван Андреевич Крылов участвовал в торжественных академических актах. В частности, вместе с Жуковским он в июне 1836 года чествовал прибывшего в Петербург К. П. Брюллова в торжественном собрании в Академии художеств. Этому есть свидетельское подтверждение от А. Н. Оленина.

Следующий факт, имеющий точные временные координаты: 2 февраля 1838 года в зале Дворянского собрания торжественно отмечался 50-летний юбилей литературной деятельности Крылова. Редкий случай, когда Иван Андреевич чисто выбрит, опрятно причёсан, облачён в отглаженный фрак. В комиссию по празднованию юбилея Крылова включён и Брюллов. Из чего напрашивается вывод: в глазах общества они были достаточно близки.

Но граф Уваров вычеркнул из первоначального списка имена Виельгорского, Брюллова и Кукольника. Почему – сказать трудно, слишком много привходящих. Исходя из того, что Крылов был на его, брюлловском, чествовании в Академии, инициатива не могла исходить от юбиляра. К тому же с Брюлловым они знакомы давно. Ещё юношей виделись в доме Загоскина. Да и потом встречались в Публичной библиотеке, у Оленина.

А ещё, бывало, нередко сходились они у стрелки Васильевского острова, где любители свежих устриц и крепкого английского пива собирались в дни, когда прибывали торговые суда. Прямо на набережной для любителей деликатесов вскрывались бочки с устрицами, и шла оживленная говорильня меж знакомыми о том, о сём. Крылов жил буквально в нескольких минутах пути от Академии, где обретался Брюллов, так что они могли видеться частенько.