Иван Крылов

Но вышло так, что провожала в последний путь не она его, а он прощался с ней. Он почтил её прах эпитафией, которая и вырублена на южной стороне прямоугольного серого гранита жертвенника:

Супруга нъжная
и другъ своихъ дътъй
Да упокоится она
отъ жизни сей
Въ безсмертье – тамъ гдъ нътъ
ни слезь ни воздыханья
Оставя по себъ
тоску семьъ своей
И сладостныя вспоминанья
К…ъ

Естественной реакцией писателя, разочарованного в человеческой природе и возможности её исправить, оказалась не надежда и вера в книжную мудрость, а всё поглощающая страсть к карточной игре, ставшей для него своеобразным наркотиком. Ничуть не желая принизить Ивана Андреевича, можно увидеть, что в своей обычной жизни он знал две такие распространённые в России страсти: страсть оказавшегося в столице провинциала к самоутверждению и страсть русского литератора стать духовным отцом светской власти. В моменты, когда Крылов ощущал, что они не реализовываются, в нём вспыхивала самозабвенная карточная страсть – страсть дикого бунта.

В дальнейшем и его творчество, и поведение в жизни окрашиваются иронией и недоговоренностью. Жанр басни, «эзопов язык», как нельзя более подходил к умонастроению и душевному состоянию Крылова.

Прикрываясь маской «ленивца» и «чудака», в литературе он мог говорить в баснях «всё, что хочется», в жизни – придумывать о себе всё, что заблагорассудится, пряча себя истинного, и при этом занимать (в конце жизни) почётное положение в обществе. Давнишняя мечта исполнилась.

Он стремился стать, и он им стал, – человеком, которого знают все, человеком, про которого ходят легенды, и в то же время человеком, про которого ничего, по сути, не известно. Хотя к концу жизни он уже и боялся вроде бы меньше, и просить ничего и ни у кого ему не приходилось. Надобности не было – всё и так преподносили. И всё же, острый на язык, он по-прежнему предпочитал быть уклончиво осторожным. Почему? Да потому, что кому, как ни ему, профессиональному игроку, порой только и жившему картами, знать: фортуна так непостоянна.

Поэтому утверждать, будто мог он говорить в баснях «всё, что хочется», следует с большими оговорками. Готовя басню «Воспитание льва» в издании 1819 года, Крылов намеревался включить в неё две строки:

А ложь в устах царя гнусна
И должен слово царь хранить ненарушимо.

Но сам же отклонил такой вариант припиской: «Не нужно». По-видимому, Крылову эти строки показались, скажем так, излишне откровенными.

Известно, что у Пушкина были непростые отношения с верховной властью. Однажды в письме жене поэт пошутил, что видывал он трёх царей. Павла I он встретил в детстве: царь велел снять с него картуз и пожурил за него его няньку. Александр I вообще его не жаловал: сначала отправил на Юг, потом в Михайловское. А Николай I упёк его в камер-юнкеры «под старость лет». На что откликнулся дружеской эпиграммой Сергей Соболевский:

Здорово, новый камер-юнкер!
Уж как же ты теперь хорош:
И раззолочен ты, как клюнкер,
И весел ты, как медный грош[51].

Пушкинские слова про трёх царей любят цитировать.

Крылов знавал четырёх царских особ: Екатерину II, Павла I, Александра I, Николая I. Отношения с каждым из них тоже были непростые.

Намеченная встреча с императрицей-матерью Марией Фёдоровной, на которую его сопровождал Жуковский, после случившегося казуса не состоялась. Каким было оправдание, неизвестно, самый простой вариант: ссылка на нездоровье.

В первый год службы Крылова в библиотеке Александр I по просьбе своей матушки императрицы Марии Фёдоровны приказал выплачивать ему сверх должностного жалованья 1500 рублей ассигнациями непосредственно от его императорского величества. Это были приличные деньги.

Дружба, если проявляемую симпатию можно назвать дружбой, с Марией Фёдоровной позволила Крылову познакомиться и сблизиться с остальными членами царской семьи. Однако друг и покровитель Крылова Алексей Николаевич Оленин считал, что это именно он сблизил его с царской семьёй.

Много раз баснописец получал приглашения в императорский дворец на обед, где в качестве «свадебного генерала» читал свои басни. Впервые его пригласили в Зимний вместе с Гнедичем в 1813 году. Посланник императрицы от её имени попросил Крылова иметь список басен, их тексты. Крылов нашёл беловые листы, приготовленные для типографии. Государыня попросила его читать. Он прочёл басни «Огородник и Философ», «Осёл и Соловей», «Квартет», «Слон и Моська».