Будет ли теперь рабочий календарь Синдиката Высокой моды в значительной степени контролироваться холдингом LVMH? Ходили слухи, что выбор Джона Гальяно и Александра Маккуина был связан с влиянием некоторых шишек американской прессы, таких как Анна Винтур из американского Vogue, которая видела в парижской Высокой моде источник развлекательных образов. Ив Сен-Лоран не поддавался давлению. «Я был первым, кто обнажил женскую грудь, но теперь они ходят голые по подиуму, что непристойно с точки зрения кутюрье», — говорил модельер, кого все больше игнорировала пресса и чьи коллекции, одни из самых ярких, все меньше появлялись на фотографиях. Гальяно, Маккуин? «Я совсем не из этого мира». По мнению мэтра, нет ничего более неприемлемого, чем «все эти воланы, слишком много идей в одном платье, слишком много красок, слишком много ткани, нелепые шляпы в перьях». Только Карл Лагерфельд находил оправдание в его глазах: «Он преуспел, работая у Шанель, остальные мне не нравятся». Что не помешало ему «подколоть» своего старого друга, описав портрет буржуазии 1997 года: «Она блондинка, желтая, потому что вся тонированная, в розовом жакете, брюки ужасного покроя, отвратительные туфли и сумка Шанель. Эта сумка, когда-то изумительная, стала эмблемой буржуазии»[950]. Или вот еще одна карикатура: «Мне приснилось недавно, что мы с мадемуазель Шанель собрались пойти поужинать в отеле „Ритц“ и проходили мимо окон ее мастерской на улице Камбон. Мы оба плакали, глядя на витрины»[951]. Апогей радостной провокации — появление Клаудии Шиффер в свадебном платье «Помпадур» у Сен-Лорана в коллекции haute couture весны/лета 1997 года.
В период с марта 1996-го по март 1997 года заказы Высокой моды на авеню Марсо выросли втрое. «Существует школа Сен-Лорана. Быть серьезным, нескучным. Дать линии право первенства. Попробовать выучить наизусть человеческое тело. Любить женщин до безумия. Я люблю их, потому что они заставляют меня страдать», — говорил модельер. Но получалось, что Ив Сен-Лоран опять стал жертвой парижской игры конкуренций. Музей моды, переехавший в новые помещения, открытие которых состоялось в январе 1997 года, наглядно демонстрировал, что война кланов началась уже в день его создания, в 1982 году. Помимо пары сандалий «Саломея» 1970-х годов и платья 1958-го, созданного еще у Диора, в музее не было ни одной модели Ива Сен-Лорана. Пьер Берже, теперь президент секции моды UCAD (Центрального союза декоративных искусств), был шокирован.
Изоляция кутюрье еще более была заметна в выборе журналов моды, которые рекламировали коллекции prêt-à-porter Нью-Йорка, Милана и Парижа.
В период с 1990 по 1996 год число женщин, работавших в сфере Высокой моды, сократилось на 35 %. Разрыв увеличивался между Парижем и Миланом, где Gucci и Prada стали синонимами мощного роста брендов. Черно-серая однородность набирала обороты. «Нищета — это отсутствие лица», — бросал в разговоре Ив Сен-Лоран. «Мой самый большой недостаток? Я сам», — говорил он. Страдания становились все острее, а заключение самого себя в добровольной тюрьме так же было невыносимо, как и неизбежно. «Я все более одинок. Я не могу выходить на улицу. Я боюсь внешнего мира, улицы, толпы. Мне хорошо, только когда я дома со своей собакой, своими карандашами и бумагами». Одно событие ознаменовало новый разрыв между кутюрье и миром моды: через тридцать лет после запуска линии Rive Gauche Ив Сен-Лоран вычеркнет свое имя из рабочего календаря Синдиката Высокой моды. Теперь он представил свою коллекцию prêt-à-porter в уединенной атмосфере своего модного Дома. Тридцать одна модель, представленная девятью манекенщицами. «Я не способен устроить шоу. Я задыхаюсь от всей этой ярмарки». Такие журналистки, как Эми Спиндлер из New York Times, признавали сильное впечатление от коллекций Сен-Лорана, хотя его дефиле и «утратили свое влияние». Можно было поаплодировать моделям, которые как никогда удались мастеру: пиджаки в виде офицерской куртки стали тоньше, чем обычно; пальто из замши удлинились; румынскую блузку многие копировали в этом сезоне. «Публика ищет новое на подиумах модных дефиле. У Сен-Лорана она спокойно выясняет, какая одежда останется надолго»[952].