Ив Сен-Лоран

В день вручения мне ордена Почетного легиона отец был так растроган. На мне была красивая красная лента, и я не знаю, почему оказался с ним наедине. Я заплакал и сказал ему: „Папа, ты знаешь, кто я. Может быть, ты хотел, чтобы я был настоящим парнем, который продолжит твое имя“. Он ответил: „Это не имеет значения, мой милый“. Это было в 1985 году. Мы никогда не говорили об этом раньше».

Мой отец

«Он был исключительным человеком. Ему всегда удавалось налаживать со всеми хорошие отношения. Он был очень счастлив в своем маленьком княжестве Монако, потому что мог жить только около Средиземного моря, своего „собственного моря“, как он говорил.

В 1962 году он стоял на палубе корабля и хотел увидеть, как исчезает его жизнь. Я знаю, что он чувствовал себя совершенно несчастным во время войны в Алжире, когда все люди, жившие там, были лишены своего имущества. Но он был очень счастлив в Монте-Карло. Модой он не интересовался, но он так гордился мной. Я был для него почти богом. Отец был очень нежным человеком. И, знаете, больше всего меня тронуло то, каким он был в гробу! Он был такой элегантный, такой стройный! Его руки были особенно красивы, точно с картины Эль Греко. После того как его пепел развеяли, я не хотел, чтобы все плакали, как обычно принято… Я хотел, чтобы мы вели себя как люди, которые понимают смерть как переход в иной мир, а не как болото, куда падаешь. Такие люди обычно на поминках веселятся, пьют, делают коктейли и… сохраняют в сердце любовь. Мой отец был человеком огромной нежности. Друзья все время забирали его к себе. Он был известен всем как сын исключительного человека, каким был мой дед. Моя семья всегда была для меня радостью. Своего отца я называл „какаду“. Он так здорово смеялся! Это был красивый разноцветный ара, обожавший жизнь…»

Моя мать

«Было очень тяжело, когда я покидал ее. Я до сих пор вижу, как она стоит на углу улицы и плачет, и я тоже. Мы не попрощались, потому что нам нужно было продолжать жить. Я оглянулся и увидел ее вдалеке, и мне было ее очень жалко. Она прощалась со мной. В те времена в моде были шляпы, у нее на шляпе было одно перо, оно торчало, как кинжал».

О птицах

«Я ненавижу птиц. Этот страх остался со мною на всю жизнь. Мне было четыре года, когда однажды в воскресенье мы приехали с родителями в гости в один дом. В этом замечательном доме я вышел посмотреть на скотный двор. Животные были не заперты, и гусь, большой гусак, побежал за мной и ущипнул меня за ягодицы. (Смех.) Я не могу передать вам страх, какой я испытываю перед звериными когтями. В искусстве я люблю птиц, а в жизни они меня пугают. Моя птица Сенуфо — это самый первый купленный мною арт-объект».

Кризис, который живет глубоко внутри меня

«Я приехал в школу Профсоюзной швейной палаты и пробыл там три месяца. Я был очень шумным в то время. У меня была замечательная компания друзей, когда я пришел работать к Диору. Вы не можете себе представить, каким был тогда Париж… Кстати, это была первая школа, которую я любил. В начальной школе дети меня так мучили, что ходить туда было адом. Мои одноклассники очень плохо относились ко мне. Я запирался в туалете во время перемены, потому что боялся репрессий… Мы все бываем жестокими, но не до такой степени… Когда дело дошло до службы в армии, я был в ужасе, потому что боялся тех же издевательств. Все эти страдания остались во мне на всю жизнь. Но я чувствую себя теперь намного свободнее, потому что полностью реализовал себя».

Что я не умею делать

«Все».

Интервью с Ивом Сен-Лораном, взятое у него на квартире, на улице Вавилон, в субботу, 6 марта 1993 года.

Часовой абсолюта, 1993–1998