Юность Пушкина

А ее красивая сестрица, младшая баронесса Вельо, сказала тоже нараспев:

— Я слышала, вы поэт? Сочиняете стихи?

И какая-то девица с желтым бантом в волосах подхватила:

— Нельзя ли нам их услышать?

Александр спрыгнул с подоконника. Того и гляди, скажет грубость. Горчаков смотрел на него предостерегающим взглядом. В это время один из светских остряков уронил насмешливое замечание:

— Что-нибудь про василечки да ручеечки…

Послышался женский смех. Засмеялась княжна.

Александр пришел в ярость. Однако овладел собой, подошел к княжне, поклонился вежливо и совершенно свободно, по-светски, произнес:

— Как я рад, княжна, что доставил вам случай наконец рассмеяться. Знаете, у вас прекрасные белые зубки.

Повернулся и быстро пошел на веранду. Его нагнал Горчаков и схватил за руку:

— Неучтиво, Александр!

Александр вырвал руку. Сердито стащил с пальцев перчатки, разорвав их при этом, и сунул в карман. Расстегнул мундир — по ступенькам спустился в сад на простор и на волю.

VII. …и сладость примирения

Александр пошел к саду графа Толстого. Быстро открыл калитку и направился к флигелю, где жила Наташа. Она в это время репетировала. Из окна был слышен ее заунывный голос, не голос актрисы, а крестьянской девушки за работой:

Пастушка стадо гонит,
Ушла овечка в лес,
Пастушка плачет, стонет,
Клянет предел небес.
Ей жаль овечки милой,
Тащится к лесу силой,
Дрожит она, идет.
Глядит — пастух прекрасный,
Давно уж ею страстный,
К ногам ее падет.

Замолчала. Александр подкрался сбоку к окну. Постучал в раму. Наташа взглянула и обрадовалась. Первый вопрос ее был:

— Ну, что? Помирились?

Александр не ответил.

Наташа выбежала на крылечко. Оба уселись на ступеньках. Александр вертел в руках осиновую палку, отломанную где-то по дороге, очищал от коры. Наташе было неприятно, что она послужила невольно причиной размолвки между друзьями. Ей хотелось узнать, помирились ли они. Но приставать с вопросами было неудобно. Оба молчали.

Издалека доносилась деревенская песня. Наташа прислушивалась.

— У нас тоже теперь по вечерам песни на деревне, — сказала она задумчиво.

— Скучаете по деревне? — спросил Александр.

— А то как же! Скучаю. — Ее, однако, мучило любопытство: — Вы… где сегодня были?

Александр усмехнулся. Он понимал, что Наташа хотела спросить о примирении с другом, но не решилась. Отвечать неправду ему было неприятно.

— Гулял, — сказал он. — А скажите, неужели вам не нравится быть актрисой? Пленять, восхищать?

Наташа нахмурилась:

— Какая я актриса! Барину так угодно. Я и играю, как умею.

Снова наступило молчание. Александр сердито отдирал осиновую кору. Его рассердило, что судьбой Наташи распоряжается какой-то «барин».

Наташа сказала, улыбаясь:

— Мне бы за грибами ходить в платочке да ткать полотна… — И вдруг спросила задорно: — Косить умеете?

— Не приходилось.

— А я умею. У меня рука сильная.

— Правда? Давайте попробуем.

Поднялись и стали тянуть друг друга. Александр перетянул, закружил ее вокруг себя и обнял. Она отбивалась. В это время сзади послышался грубый окрик:

— Наталья! — Появился рассерженный дворецкий: — Ты что здесь делаешь? Вот я барину скажу. Ступай!

Когда Наташа убежала, дворецкий сказал с улыбкой, обращаясь к Александру:

— Ишь, тоже барышня!

Александр вспылил, взмахнул палкой:

— Молчи, холоп!

Дворецкий испугался и отскочил. Александр медленно опустил палку и ушел.

Дворецкий, оправившись от испуга, подошел к калитке. Посмотрел Александру вслед и сказал с усмешкой:

— Ишь какой гордый!

Жанно возвращался с прогулки смущенный. Наташа тоже была смущена. Она передала букет лилий, перевязанный ленточкой, и сказала, слегка закрасневшись:

— Вашему другу.

Придя в Лицей, Жанно положил букет в комнату Александра на конторку с запиской: «От Наташи» — и узнал от дядьки Фомы, что Александр заходил переодеться. Очевидно, был у Вельо на балу.

Было поздно, но Александра все еще не было дома. Постучавшись в комнату № 30, Жанно окликнул Горчакова.

— Где Александр? — спросил он. — Он вернулся от Вельо?

Горчаков, лежа в постели, потягивался:

— Он ушел еще до катильона. Начудил там, по обыкновению.

В конце коридора, в дортуаре, появился гувернер немец Мейер в сопровождении дядьки Фомы. Жанно был встревожен. Александра нет — будет история. Вдруг Жанно усмехнулся. Ему пришла в голову счастливая мысль. Отворив дверь в пустую комнату № 14, он громко спросил:

— Ты спишь, Пушкин?

И затем, осторожно притворив дверь, обратился к Мейеру с видом чистосердечия:

— Сразу и заснул. Устал после бала.

— А вы зашем не в свой камер? Ваша товарищ, танцевала на бал у каспадин Вельо, товарищ устала, спать хочет, а вы мешайт!

И пошел важно.

Жанно спрятался в свою комнату. Выждав, пока гувернер удалился, открыл дверь и позвал Фому. Фома улыбался и добродушно тряс головой. Он видел, как Жанно обманул гувернера. Жанно сказал ему вполголоса: