Юность Пушкина

Души чувствительной отрада, утешенье,
Прелестна тишина, покой, уединенье,
Желаний всех моих единственный предмет!..
Опять я в городе, опять среди сует…
         С каким весельем я взирал,
         Как ты, о солнце, восходило,
         В восторг все чувства приводило!
Там запах ландышей весь воздух наполнял,
Там пели соловьи, там ручеек журчал,
И Хлоя тут была. Чего ж недоставало?
Что в мире я любил, что мысль обворожало,
         Кем сердце нежное дышало,
         Все было там со мной!
Потом, как тишина с вечернею росой
         На землю опускалась,
Со мною милая на лодочке каталась…

Дядюшка не смог противостоять удовольствию прослушать свои стихи, тем более что Александр читал звонко, с чувством, очень верно подражая дядюшкиной манере.

По лицу Василия Львовича расплылась улыбка. Брови поднялись, подбородок глубоко ушел в пышный шейный платок. Он жмурился, как кот, у которого щекочут за ухом.

Сергей Львович сидел в отдалении, у фортепьяно, в глубоких креслах. На него падала тень от зеленого абажура. Он играл своим лорнетом, раскрывая и закрывая его. Он уносился думами в прошлое…

…Лето 1796 года в Кобрине, около мызы Суйда. Он молодой гвардии поручик. Она, Надежда Осиповна, — черноглазая восемнадцатилетняя барышня, «прекрасная креолка», как ее зовут в свете. Они вдвоем на обрывистом берегу Кобринки. Он читает ей Делиля,[33] а она слушает со снисходительной улыбкой. Потом они катаются на лодке по извилистой речке, которая то сжимается под густым навесом смолистых сосен, то, сделав крутой поворот, снова выходит на зеленый простор. Вечер. С берегов сильнее пахнет свежим сеном. Они поворачивают назад. Он ведет ее под руку к дому и долго стоит с нею в саду, не будучи в силах расстаться до завтра. А в сентябре уже свадьба. Суйдинская церковь сверкает огнями, на паперти толпа любопытных крестьян. У дяди новобрачной, Ивана Абрамовича,[34] генерал-поручика и многих орденов кавалера, парадный свадебный стол в его усадьбе на Суйде. Крепостной оркестр гремит на хорах, и черный хозяин, герой Наварина, выступает в первой паре с племянницей в польском…

Сергей Львович посмотрел на Надежду Осиповну. Она сидела выпрямившись, с опущенными глазами, как будто тоже отдаваясь воспоминаниям.

Голос Александра умолк, и мечты разлетелись. Сергей Львович встал с кресел.

— Молодец, — сказал он. — Жаль только, учится плохо, — обратился он к Жуковскому. — Вечные жалобы.

Василий Львович больше не заговаривал о стихах Александра, ограничившись нравоучительным замечанием, что нет ничего лучше для образования вкуса, как заучивать наизусть наших авторов.

Жуковский между тем переводил взгляд с дядюшки на племянника, и в глазах его бегали веселые огоньки.

Прощаясь с Александром, которому все-таки пришлось идти спать, он задержал его руку в своих теплых ладонях и сказал:

— Пиши, сочиняй, но иди по стопам дядюшки, а моего добра — чертей, мертвецов — смотри не трогай!

Апрель 1810 года. У Сергея Львовича гости. Окна гостиной, выходящие в сад и в переулок, распахнуты настежь, и оттуда льется свежий запах весны. С Яузы слышится стук вальков. Это бабы колотят белье на плоту.

На софе сидит Жуковский. Граф Ксавье де Местр,[35] благообразный француз с седеющей шевелюрой, рисует карандашом у себя в альбоме его портрет.

У ног Сергея Львовича, положив морду на протянутые лапы, дремлет большой черный пес. Он приподымает уши при малейшем движении хозяина.

Сергей Львович, перебирая перстни на пальцах и добродушно улыбаясь, беседует с худеньким офицером, который смущенно вертит в руках треугольную шляпу. Это молодой поэт Батюшков, недавно приехавший из Финляндии, где он пробыл полтора года.

Он коротко и принужденно отвечает на расспросы Сергея Львовича о Финляндии.

— Да… скука… — говорит он. — Особенно зимой… Скука стелется по снегам, и так холодно, что у времени примерзают крылья… — Он вдруг поднял на Сергея Львовича широко раскрытые голубые глаза, и лицо его просияло ясной улыбкой. — Да… Время там не летит, а ползет…

И он снова опустил голову и стал теребить свою шляпу.

— Позволь облегчить тебя, мой милый, — сказал молодой князь Вяземский, подходя и осторожно вынимая шляпу у него из рук.

Князь Вяземский носит очки и кажется старше, чем он на самом деле. Ему всего восемнадцать лет, но на вид это вполне зрелый человек. На Батюшкова он смотрит, как взрослый на ребенка.

— Ну, а как нашли вы Москву? — обратился Сергей Львович к замолчавшему Батюшкову.

— Как сказать… — ответил тот. — Тут все сходится вместе: Европа и Азия… Москва живет модами… Хорошо, что здесь каждый живет, как хочет…

— И дурачится, как хочет, — сказал Вяземский.