Продолжаю свой рассказ звучным металлическим голосом:
— Я была отличницей, хорошо разбиралась в математике, любила читать и помнила наизусть почти все даты из истории, но в какой-то момент сама же загубила свою жизнь. Ну знаешь, тогда-то и началась эта паскудная история и совершенно дурацкие попытки десятилетней девочки привлечь внимание родителей. Сначала боролись они запиранием в комнате, а потом прямо сказали, что им все равно. «Это твоя жизнь, ты ею и распоряжайся. Хочешь курить, пить и принимать наркоту? Смелее. Но потом не жалуйся, что тебя не предупреждали», — гаркаю я, стараясь точь-в-точь процитировать тон взрослых.
На лице Карла застывает боязливое выражение. Порой мне бывает нелегко уловить ход мыслей окружающих. Не уверена в том, что этот взгляд должен конкретно означать, но расценивать его как хороший знак тяжело.
— И ты по-прежнему считаешь, что отец не расценивает тебя как ресурс?
Издаю саркастичный смешок, а Карл лишь сдвигает брови к переносице, будто моя реакция как-то задевает его.
— Господи, Карл, — гневно соплю. — У нас своеобразная семья, в которой пусть нет тех излишних нежностей и любвеобильности, как подобало бы, но и ненависти тоже не было. Родители по-своему заботились обо мне: пытались дать лучшее образование, содержать семью, ради чего с утра до ночи пахали на работе. Были, конечно, всякие нюансы, но, как говорится, это скорее вечный конфликт поколений.
— А по-моему, ты просто пытаешься оправдать их, — выпячивает губы Карл. — Но это уже не мое дело.
— Ты прав.
Диалог обрывается. Позади слышны хриплые рыки ходячих, их шаги и шорох травы, на которую ступают гнилые ноги. Однако ни Рик, ни Дэрил не прекращают скромную беседу.
В голове вмиг зажигается какой-то огонек, и я воспылаю. Не знаю, почему именно эту тему я решаю затронуть, но она первым делом всплывает в уме. Не сопротивляясь потоку мыслей, выдаю:
— Как-то я нагрубила маме, — перевожу лишний раз дыхание. — Я в очередной раз сбежала ночью к друзьям. Когда вернулась, начался скандал. Со злости я сказала маме, что ненавижу ее… А на следующее утро на маме лица не было — мои слова глубоко ее задели.
Карл внимательно выслушивает рассказ и одобрительно кивает, будто после быстрых соображений позволяет продолжить.
— Так почему же ты не извинилась?
— Иногда люди не заслуживают прощения, — отвечаю я. — Я извинилась один раз, но не думаю, что она простила.
Немного помолчав, Карл не тратит время на ненужные учтивости и кратко, но ясно выражается.
— Все делают ошибки, — затягивает он, громко вздыхая. — Все заслуживают еще один шанс. И ты в том числе.
— Все не так просто. Я способна сама решить, извиняться или нет, Карл. И я прекрасно знаю, что совершила чересчур много хреновых поступков, чтобы заслужить прощение, — решаю поддаться внутренней мечтательности и с легкой улыбкой на губах отчеканиваю: — Но знаешь, знакомство с тобой ошибкой нельзя назвать.
Карл робко улыбается и отрезает: «Какая же ты несносная».
— Стараюсь.
Показывается красная черепица деревянного дома. Постройка являет из себя огромный коттедж. Некоторые окна занавешены белым тюлем, некоторые — наполовину закрыты прибитыми досками.
— Первым захожу я. Мы с Карлом осматриваем первый этаж, — спокойно говорит Рик. — Дэрил и ты, Челси, — второй. Надеюсь, оружием пользоваться все умеют.
Киваем. Дэрил дергает ручку, но та, как стоило ожидать, не поддается. Боковым ударом в область под дверной ручкой Диксон наносит удар, отчего дверная рама раскалывается, и он ее вынимает.
— Соблюдай спокойствие, — твердо говорит Дэрил. — Будь тише воды, ниже травы, и ни в коем случае не паникуй. Усекла?
Сую руку под толстовку и вынимаю из кожаной кобуры пистолет.
— Превентивность ни к чему, Дэрил. Самый максимум — ходячие, а с ними справиться не составит особого труда.
Диксон выглядит так, словно желает сплюнуть.
— Хрен с ним. Нотации почитаешь как-нибудь позже, — вытягивает из-за спины арбалет и принимается заряжать его стрелами.
Нас с Дэрилом встречает длинный коридор, где находятся три комнаты: ванная и две спальни. Штукатурка обваливается, бежевая краска трескается и осыпается. Дверь одной из комнат приоткрыта. Возле занавешенного окна стоит колыбель. Это детская комната…
При входе стоит каганец, который Дэрил задувает. Он приподнимает края взъерошенной кожаной жилетки и поношенной черной рубахи, достает из-за пояса кинжал и протягивает его мне.
— Намек понят, — умышленно не спеша сую его в ножны за спиной и прикрываю за нами дверь.
— Ну что, малая, не ссышь? — ехидная ухмылка светится на физиономии Диксона, определенно скрашивая его кислую мину и бестактно завораживая мое внимание.
«Не думала, что он умеет улыбаться», — проносится вмиг мысль, но озвучивать ее вслух не решаюсь.
— Никак нет, — глухо отчеканиваю и подхожу к колыбели. — Она неиспачканная, без крови… Значит, даже если ребенок мертв, погибель настигла его не здесь.
— Лоуренс, да ты гребаный гений-аналитик! — холодно язвит Диксон. — Ты такая догадливая.