История ошибок

– Ее зовут Сапфо. У нее свое модельное агентство на каком-то живописном острове. И все свое свободное время она посвящает сочинению стихов. Поэзия – ее страсть. Я читал опусы, они идеальны. Она самая утонченная, изящная, изысканная женщина, которую я когда-либо встречал. Это Артемида во плоти. А я, увы, оказался ее Актеоном, которого она сразила своим презрением.

– Какого же мужика она предпочла тебе?

– Да ей мужик вообще не нужен! Она лесбиянка!

– С чего ты взял? То, что пара литературоведов заявила об этом, еще ничего не значит.

– Да при чем тут литературоведы? Я лично убедился в этом, побывал, так сказать у беды и убедился. Я как-то зашел к ней и застукал ее с любовницей. Какая-то девушка с волосами цвета льна под музыку Дебюсси ласкала обнаженную грудь Сапфо, а та, в блаженном экстазе читала вслух свой чудный эпиталамий. Они даже не обратили на меня внимания. Отчаяние захлестнуло меня. Я выбежал на улицу и побрел домой сквозь плотную пелену дождя.

– Что же ты намереваешься делать?

– А что можно сделать в моей ситуации?

– Можно попробовать влюбиться в другую, сходить в стрип-клуб, поступить в магистратуру ради стипешки, стать монахом, пойти на кулинарные курсы, да много чего!

– Нет, это всего лишь презренные суррогаты. Я ничем не смогу заполнить ту дыру, которую во мне проделала Сапфо. Жизнь уже никогда не будет приносить радости. Я все обдумал. Завтра я отправляюсь на Сицилию. Я взойду на Этну и брошусь в кратер вулкана. Мне кажется, это более чем достойный конец. В этом мире от меня ничего не останется, даже праха.

– Ты обезумел! Ты же совершишь смертный грех, побойся бога! И вообще ты ведешь себя, как герой какого-то сентиментального романа!

– Знаешь, а я всегда чувствовал себя персонажем художественного произведения. Я кем-то придуман. И этот «кто-то» уже все за меня решил. Я понимаю, что моему характеру не свойственна такая эксцентричная выходка, но я не владею собой. Так что завтра я отправляюсь на Сицилию, и давай больше не будем об этом. У меня есть просьба, с которой я могу обратиться только к тебе. С юных лет я переплавлял свою жизнь в художественную форму. Короче, я писал роман. А так как я решил, что в мире ничего не должно остаться от меня, роман нужно уничтожить. Сам я этого сделать не могу. Это все равно, что предать смерти собственное дитя. Я очень прошу тебя взять на себя эту нелегкую ношу и избавиться от книги.

Тик достал из стола жирную книгу и подал ее Мякишеву.

– Уготовил мне судьбу Макса Брода, михрютка ты этакий? – усмехнулся Мякишев, пытаясь приободрить товарища.

Тик только хмыкнул и допил водку прямо из бутылки. Больше Мякишев не видел Тика. Вернувшись домой, Мякишев разжег камин и устроился в кресле-качалке. Он долго смотрел на язычки пламени, попивая глинтвейн и вспоминая что-то из Гераклита. Наконец он решился открыть книгу Тика и начал читать первую страницу:

«В какой-то момент своей жизни Кшиштоф осознал, что он переродился в своем потомке, чья родословная восходила к древней династии японских императоров. Он открыл глаза, лежа на циновке, и радовался тому, что, наконец, вспомнил свою истинную природу и цель своего перерождения. Он хотел узнать, не напрасно ли он положил начало своему роду, оправдано ли то, что после его смерти миллионы жизней появились на свет и занимали место под солнцем.

Он встал, оправил свое кимоно, приладил к бедру нихонто и обратился к своей сестре в этой жизни с такими словами:

– О, моя дорогая сестра, Фугэн Босацу открыл мне этим утром, что я на самом деле не твой брат, но твой далекий предок, столь далекий, что если бы я вздумал выговорить все количество приставок «пра», подобающих к слову «дедушка», за это время даже поэт стиля цукинами утомился бы слушать меня.

– Okaerinasai, великий предок, – склонилась в поклоне Фумико, – чем я могу служить тебе?

– Отведи меня в архив нашей семьи, – ответил Кшиштоф.

– Следуй за мной.

Кшиштоф листал огромные свитки, в которых была запечатлена история жизни его потомков.

– Это Токугава Иэясу, – почтительно отвечала Фумико, когда Кшиштоф спрашивал ее, интересуясь отдельными представителями своего великого рода, – он был великим полководцем, завоевал много стран, покорил множество селений, весть о его славе неслась во все стороны света, враги боялись и уважали его. Всю жизнь у него была только одна мечта – научиться кататься на коньках. Для этого он специально поехал в Солт-лейк-сити к лучшим мастерам фигурного катания. На 80 году жизни, когда он был близок к тому, чтобы в совершенстве овладеть этим искусством, произошла трагедия – во время очередной ежедневной тренировки он случайно вспорол себе живот лезвием конька. Говорят, что когда персонал стадиона обнаружил его, он счастливо улыбался, держа в руках свои кишки.

– Хм, – хмурился Кшиштоф, – а это кто? – спрашивал он, указывая на фамилию в середине свитка.