Испытание. По зову сердца

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Утром Назар, позавтракав, сел у окна и хмуро смотрел в полузамерзшие стекла. Но ничего не могло отвлечь его от тяжких дум. Даже ребята, скатившиеся с горы на санках и сбившие с ног тетку Феклу, которая по-женски, левшой бросая в них мерзлыми комьями снега, загнала их за изгородь, не вызвали на его лице улыбки. И очнулся, лишь когда за окном зазвучал знакомый бубенчик. Вскоре он замолк у дома, и по ступенькам застучали торопливые шаги.

Пелагея Гавриловна рванулась к двери.

— Мать! — крикнул Назар. — Назад.

Пелагея Гавриловна и Марфуша так и застыли на месте, ожидая грозы.

— Отец! — радостно распростер руки Василий, но, не сделав и двух шагов, остановился у двери: отец был мрачнее тучи, а за спиной петлей болтались вожжи. Не успел Василий защититься рукой, как эта петля больно обожгла ухо и распласталась вдоль спины. Василий рванулся к порогу, но отец уже был у двери и снова что есть силы хлестанул вожжами.

— Подлец! Дезертир! Мерзавец!.. — хлеща где попало, хрипел Назар, и если бы не полушубок, то, наверняка, покалечил бы Василия.

— Назар! Изверг! Сын ведь. Опомнись!

— Пелагея-я. Ступайте прочь!.. — размахнулся Назар и отшвырнул ее к кровати. Василий схватил стул.

— Ты что? Против отца руку поднимаешь?! — Назар выхватил стул и швырнул его с такой силой, что тот разлетелся в щепки. — Становись, подлец, на колени!

Пелагея Гавриловна из-за спины Назара махала сыну рукой, кивала головой и моргала глазами, как бы говоря: «Становись, сынок. Послушайся отца».

Василий понял мать и, как бывало в прошлом, опустился перед отцом на колени.

— Сейчас же, немедля, на этих же санях в военкомат!..

Но тут распахнулась дверь, и вошли Илья Семенович, Нина Николаевна.

Веселые ребята рванулись прямо в горницу, но, увидев странную картину, опешили.

— Дедушка! — бросилась назад Лидушка и, испуганно потянув в рот руку, заплакала: — Дядя Назар!

Илья Семенович еще в сенях догадался, что в доме что-то происходит неладное, и, не раздеваясь, прошел прямо во вторую половину, на ходу передав шубу Марфуше.

— Назар Иванович! Что это ты, дорогой?

— Прости, Илья Семенович. — Швырнул Назар вожжи к грубке и, застегивая жилетку, резанул взглядом сына: — Благодари гостей, а то... — погрозил он кулаком. И, как бы оправдываясь, обратился к гостю: — Дезертир, Илья Семенович. Ведь шесть сынов. Пять славно дерутся на фронте, а этот, — Назар зло посмотрел на Василия, — преступник. Позор на нашу семью навлек. — Вдруг он обернулся к сыну: — Илья Семенович старый большевик. В наших краях в ссылке был. Он, как Илья Муромец, за нашу власть с контрой сражался. Нас, дураков, уму-разуму учил, понятие нам дал, за что мы должны бороться...

Эти слова отца хлестнули Василия больнее вожжей. Ему хотелось крикнуть: «Отец! Довольно! Прости!» А Назар, грозно глядя сыну в глаза, продолжал: — Ради счастья народа, Родины на все они шли и себя не жалели.

— Все! Назар Иванович, все! — остановил его Илья Семенович. — Он все понял и выполнит твою волю.

Тут Василий схватил руки этого замечательного человека:

— Товарищ! Илья Семенович! Прости меня. Папаня, дорогой мой, прости меня, дурака. Не изгоняй меня из своего сердца. Маменька! Марфуша, простите!.. Я сейчас же уеду.

Искренность Василия и признание им своей вины размягчили сердце Назара. Назар сделал несколько шагов навстречу Василию, схватил его за плечи и по-отечески обнял.

— Разве я тебе, Василий, плохого желаю! А? Только хорошего. Хотя ты и военный, и уже старший лейтенант, как бы сказать — самостоятельный, но я отец и в ответе за тебя. Ну, поезжай к райвоенкому. И прямо ему скажи: «Виноват! Завтра, мол, уезжаю!» Иди!

Василий поклонился всем, нахлобучил ушанку и шагнул к двери, но его остановила Марфуша:

— Вася, погоди, я с тобой.

Она быстро сунула ноги в валенки, надела шубу и платок и ушла вместе с Василием.

— Вот оно как получается, — печально покачал головой Назар. — Дружки у него там не нашей породы — дрянь. А ведь в жисти бывает так — с кем поведешься, от того и наберешься... Ну, горевать довольно. — И Назар крикнул: — Пелагея Гавриловна! Где ты? Сажай гостей за стол.

— Милости просим, — пригласила хозяйка к столу, неся громадную миску с парящими пельменями.

Назар налил всем по чарке.

— Так за что ж, Илья Семенович, мы выпьем?

— За Василия, — подняла стаканчик Пелагея Гавриловна, — чтобы ему... — но осела под грозным взглядом Назара.

Поднялся Илья Семенович.

— Я предлагаю выпить за вас, Назар Иванович, за добрую и прекрасную мать — Пелагею Гавриловну — и за вашу замечательную семью — за сыновей и зятьев — доблестных воинов Советской Армии и Флота.

Из сеней донеслось постукивание валенок. Вошел почтальон.

— Мир дому сему! — Старик стряхнул с шапки снег. — Назар Иванович, вам большая радость — правительственная из Москвы депеша. От самого товарища Сталина!

— От самого Сталина?

— Боже мой, — запричитала Пелагея Гавриловна.

— Тише, мать! — шикнул на нее Назар. — Читай, Прокопыч.