С головой я облачился в плащ, укрыл лицо вместе с глазами под маской из холста, будто давно болел изуродовавшей меня проказой и страшился испугать людей своим видом. Я поворачивался спиной к пологу, когда кто-то из старейшин просил позволения войти, и, получив его, заходил со своими делами. О, щедро наделил меня силой человек в черной рясе, ибо, согласно всем известным преданиям обо мне подобных, в светлое время суток нам полагалось беспробудно спать. Но былины интересовали колдуна только как источник знания, как библиотека идей о том, что и кого можно создать, и ни в коем случае не служили для него точными описаниями требовавшихся сплетений нитей чар. При всей моей ненависти к нему, а она не остыла и по сей день, уже тогда он был ведуном высшего класса и творческой личностью в проклятом ремесле. Он с пренебрежением отвергал чужие эскизы.
Благодаря ему я оказался относительно независим от положения светил в небе — одно из необходимых условий для того, чтобы я выполнил приятную для простолюдинов их часть сделки с ним. Чтобы руководить людьми, я не мог половину суток проводить без сознания. Значит, в первые же дни в новом теле я не спал, когда землю освещало солнце, а только лишь хоронился от прямых лучей его в как можно более густой тени.
Пришло время поговорить о неприятной части сделки деревенщин с человеком в черной рясе. Нечистый вскорости открыл мне, что она касалась удовлетворения интересов вовсе не его, а, как это ни удивительно, моих. Он сказал, что завершил свои дела и уходит, что ему больше ничего не нужно, поэтому простой народ отплатит за оказанную услугу мне. Казалось, сделав так, он проявил хоть тень чести, благородства, но впоследствии я только пуще прежнего убедился, что в достойных поступках целесообразно прятать немыслимый порок, который в свое время выйдет наружу. Завещав простонародью отплатить мне за причиненное им, нечистым, мне зло, человек в черной рясе посадил во мне сатану.
Вы не настолько наивны, чтобы считать, что дьявол кроется в демонах, бесах, суккубах, инкубах и прочих огненных существах вроде загнавшего вас в мои покои, верно? Да, дьявол шире, дьявол повсюду, он всеобъемлющ, и особенно в цене, которую человек уплачивает за свои поступки. Именно в последнем в моей истории, в расплате за совершенное, он проявил себя больше всего.
Разразившаяся с соседними княжествами война вышла короткой. Быстрой. Да она и не могла продлиться долго при погибших правителях княжеств и со мной в роли виртуозного мастера по ремеслу разрывания человеческих телес в куски, неважно, под какими латами они прятали свою плоть, хрусткие кости. О, скрежет стали, хлюпанье плоти, треск костей удовлетворяли меня как никогда прежде, ибо, если раньше я добивался этих звуков с помощью боевого топора, то теперь орудовал голыми руками и упивался их силой. Это было мне в новинку. Потрясающее ощущение мощи, которой не мог противостоять никто.
В княжествах не нашлось ни достаточно сильных целителей, ни воинов из тех, кто владел светом. В приморском краю никто не служил в той или иной форме свету так глубоко в те дни, чтобы быть способным призвать его на помощь в нужный момент и поразить меня смертельно. Мне оставалось только бдительно защищать уязвимые и для простого оружия места мои. Я делал это. Это было просто.
Мое тело пронзали, рубили, ломали бесчисленное количество раз, когда в пылу крови, пиру крови я склонял исход очередной стычки, очередного сражения в пользу моего воинства! Никому не удалось нанести мне действительно ужасной раны, от которой мой организм не восстановился. Кто-то пытался бить в сердце, кто-то тужился снести с плеч голову, от кого-то, как ни смешно, сквозь пот и кровь воняло чесноком. Неприятный запах, сущая правда, но от него мне хотелось только смеяться, хохотать в голос, а не бежать без оглядки, поджав хвост. Какие-то сведения об уязвимостях мне подобных существ намеренно преувеличены. Это помогает заставать неприятеля врасплох.
Я приводил в ужас тех, кто осмеливался сойтись в бою со мной, кто понадеялся на только что полученные мной от кого-то другого раны. Но при них же мои увечья затягивались, кости вставали на места, кожа срасталась и даже шрамов на месте порезов не оставляла. Спустя считанные секунды уже плоть сих смельчаков постигала участь, которая ложно постигла тело мое, но, как вы понимаете, их организмы ничуть не восстанавливались. В лице каждого умершего таким образом я читал уже привычное для меня неверие, что такое возможно. А все возможно, когда на твоей стороне тьма!