Искательница приключений

— Побереги гнев для врагов; в этом городе живут невинные люди, которые не сделали тебе ничего плохого. Их накрыла внезапная, непредвиденная буря, они стонут под пятой урагана, а ты еще хочешь добавить им огня из твоего светлого источника? Я знаю, о каком заклинании ты только что подумала. Не притворяйся! Не терплю лжи и притворства! Такая сила заключена в тебе, и вся впустую. Направь же ее в правильное русло, наконец! Где твоя совесть?

Лихт открыла, было, рот, но он не позволил ей сказать то, что рвалось с ее языка.

— Не прозвучит здесь лжи, искательница приключений. У тебя есть совесть, и она просыпается в тебе чаще, чем ты хочешь это показать.

Здесь он бесцеремонно бросил меч к ногам девы.

— Держи. Сделай, что хочешь. Обрушь стены этого склепа несколькими словами и заставь морскую воду, подпитавшись твоей яростью, накатить на прибрежные районы. Сейчас ее для этого нужно только совсем немного подтолкнуть.

Мне плевать на невинных людей, искательница приключений. Убей их твоими чарами, сделай это! Я не скажу тебе ни слова.

Ты никто для меня. Ты ничего не значишь для меня. Даже если ты попытаешься убить себя, сейчас, здесь, чтобы вызвать во мне хоть какие-то чувства, я буду стоять над тобой и спокойно взирать на твою смерть.

Ножны Лихт опустели.

— Дай волю чувствам, — издевался он. — Ты так любишь поддаваться им!

— Не слушай его! — прошипел горец.

Но меч исчез в искривленном пространстве искательницы приключений.

— Пожалуйста, — попросила она. — И я уйду.

— Вот как?

Хозяин склепа что-то обдумал. Испытующе посмотрел на девушку.

— В дни моей смертности такие обещания подкрепляли присягой.

— Я обещаю, что оставлю тебя в покое, — сказала она. — Какая клятва для тебя что-то значит?

Хозяин склепа обдумал что-то в третий раз.

— В моем лесу ты набрала мха. Когда он перебродил, большую часть ты продала. Что-то использовала на живых существах, когда это требовалось для спасения их жизней. Но у тебя по-прежнему сохранились кое-какие запасы. Дай мне медальон, в котором ты держишь достаточную порцию, чтобы вкупе с твоим искусством врачевания вылечить смертельное заражение крови. Думай быстрее, девчонка, ибо я могу перехотеть брать с тебя зарок, — добавил он, увидев, что златовласка заколебалась.

— Мне дорог этот медальон.

— А мне дорога моя история. Я не рассказывал ее никому из ныне живущих. Тихо, искательница приключений, еще одно слово, и я не приму твою клятву!

Тогда Лихт извлекла из искривленного пространства золотую вещицу на цепочке. На раскрытой ладони она протянула ее хозяину склепа. Тот взял ее, а куда дел дальше — только нечистым созданиям известно.

— Тобою руководит сердце, искательница приключений. Учись сдерживать его порывы разумом, как ты поступила только что. Я принимаю твой зарок.

И моим рассказом помогу тебе исполнить его. Я сделаю так, чтобы при воспоминании обо мне ты чувствовала такую боль, что тут же переставала думать. Так ты пойдешь своим путем, а я пойду путем моим. Садись на каменное ложе и слушай.

Ты тоже, горец. Горец, ты был бы мертв, хоти я этого! Прекрати не доверять мне.

Спутник Лихт тоже сел, привалился спиной к камню, на котором расположилась сама дева. Тогда цель путешествия златовласки заговорил.

Глава тринадцатая

— Я любил моего господина, как вассал только мог любить своего господина, пусть он был младше меня и наши интересы во многом расходились. Общей у нас была страсть к воинскому искусству, к ведению войны, и ей находился выход в том краю. К моему рождению было двести лет, как наши предки пришли к берегу моря; за два века они расчистили лес до равнины у гор. Они охотились, рыбачили, пасли скот, продавали соседям дерево, шкуры, вяленую рыбу, привозили взамен пшеницу и другие злаки, сами земледелием не занимаясь. Но по-прежнему каждые год-два наши отцы стояли за свои земли с мечами и щитами в руках.

Когда я вырос, несколько с таким трудом построенных крепостей уже охраняли границу на западе, у равнины, и обитатели сумеречного высокогорья, как мы называли их, стали часто запаздывать с набегами. Но мы все так же не могли жить спокойно в тени их гор, в ожидании очередного нашествия, которое, рано или поздно, все равно придется отбивать. Мой господин заступил на престол, будучи молодым и горячим человеком, и начал правление с войны, которой решил утвердить себя в глазах народа. Он вознамерился отбить у жителей подпиравших небо скал само желание смотреть в нашу сторону. Разумеется, я поддержал его в инициативе начать кампанию, которая логически вытекала из стратегического положения вещей.