Искательница приключений

Следопыт рвался к берегу и уклонялся от трезубца бившего его царя морского, которому пришлось не по нраву, что человек перечил его желанию. Но не интересовала следопыта воля его величества сделать его своим приближенным слугой, потому что у следопыта уже был господин, и не имело значения его отношение к поступкам хозяина, ибо он был верен долгу прежде всего. По почину долга он сиганул в пучину, только не на ее дно, а к размытому, разбитому, искореженному берегу, на расползшиеся пески которого выбрался под ударами ножей-волн в спину, одним движением отряхнулся от пены, задрожал от холода даже костями, но побежал к городу. Выросли вокруг него покосившиеся постройки порта, замелькали, вернее, поплыли в потоке дождя узкие, затем широкие улицы, а вскоре кулак следопыта грохнул о дверь ратуши, однако та не открылась.

Следопыт высадил дверь кулаками, вместе с бурей взлетел по ступеням, опрокинул скульптуры, пейзажи, портреты, вазы с фруктами, задрожал стеклами и врезался в потайную секцию стены, за которой крылись личные покои графа. Как горох отскакивали от стены проклятия на северном диалекте, но что-то вдруг дрогнуло в кладке кирпичей. Спустя минуту телохранители графа со следопытом и его сиятельством во главе уже продирались через улицы-реки, водоем-город к нищему кварталу, к чистому от бури центру пристанища бедноты, к каменному строению, около которого ныне и близко не было распивавших бутыль горькой полыни на двоих стражей.

Глава двенадцатая

По полу склепа клацали каблуки давно износившейся, когда-то дорогой и роскошной обуви, а сейчас к тому же еще и грязной. Особливо черные пятна на мягкой коже этих башмаков происходили от совершенно другого вещества, нежели уличная слякоть. Они глубоко въелись в обувь и представляли собой, судя по всему, засохшие капли жидкости, что ранее текла в жилах хозяина башмаков и недавно пролилась из многочисленных порезов на его теле.

— Я дал себе и тебе слово, и не сдержал его, — сказал он. — Я жалею, что не убил тебя тогда.

— Этого еще не поздно сделать! — прозвучало в ответ от искательницы приключений.

Но Лихт нащупала лишь пустоту на привычном месте, где всегда располагались ножны, когда они были на ней, а не в искривленном пространстве. В следующую секунду выяснилось, что в искривленном пространстве меча тоже не оказалось. Это сильно удивило обладательницу светлых волос.

Но раздумывать об этом было неподходящее время; она вцепилась в него, когда он проходил мимо каменного ложа. Попыталась разгрызть зубами его шею, выцарапать ногтями глаза, достать его хоть как-то.

Но шея оказалась каменной, и каменными оказались веки — ибо он смежил их, — так что Лихт добилась только боли в деснах и двух сломанных ногтей на пальцах у себя, а повреждений хозяину склепа не нанесла никаких. Он же отцепил от себя искательницу приключений, будто дикую кошку, и усадил обратно на каменное ложе, с которого она вскочила стремительным движением.

Для него рывок Лихт был совсем не таким быстрым, как ей того хотелось. А еще он намеренно позволил искательнице приключений проверить свою кожу на крепость.

— Ты искушаешь меня допить вашу кровь. Нет, твоего спутника я не тронул, — сказал хозяин склепа, помолчав. Убедился, что Лихт снова в состоянии трезво мыслить, и продолжил: — Но еще один необдуманный шаг с твоей стороны, и я убью вас обоих.

— Где мой меч? — спросила дева, будто не слышала.

— Ты не причинишь им мне такого вреда, чтобы я не восстановился.

— Я хочу проверить это.

Тогда из искривленного пространства хозяина склепа выпал меч Лихт. В тот же миг он вспорхнул с пола прямо в ладонь искательницы приключений и был освобожден от ножен. Прошло много лет с тех пор, как дочь народа поэтов начала тренировать этот навык, и теперь он был способен творить чудеса по ее желанию.

— Не делай этого! — раздалось со стороны спутника девы.

Однако цель путешествия искательницы приключений уже каталась по полу, объятая золотистым пламенем, и выла так громко, что у обоих авантюристов крепко заложило в ушах.

Скоро златовласка прекратила шептать слова на певучем языке. Положила меч на колени, но не стала прятать лезвие в ножны.

Хозяин склепа поднялся, отряхнулся. Пыль слетела с теперь уже основательно подгоревших в довершение ко всему лохмотьев одежды.

— Ты даже не содрала с меня кожу, — заключил он.

Лихт не ответила. В плане заклинаний она оказалась бессильной перед хозяином склепа и хорошо понимала это.

Снова застучали по черным камням каблуки с набойками из стали.

— Ты ведь не подумала, тебе в голову и мысли не пришло, что я мог хотеть быть тут. Что это эти люди работают на меня, исполняют мою волю, а не я — их пленник. Тебя мучил вопрос, как они поймали и заточили меня? Теперь ты знаешь как.

Лихт не ответила и на это.

— Так знай также, что ничто против моей воли не заставит меня покинуть этот город. Эту могилу. Уже четыре месяца я страдаю тут изо дня в день, но так я решил. И если ты вбила себе в голову, что… — Он не договорил. — Тебе следует уважать мою волю.