По двум страх как дрожавшим силуэтам с пузатой бутылью жидкости понятного свойства на двоих, что сидели под навесом на крыльце нищего дворца, дева определила, что пришла в нужное место и что охрана города более отвлечена преследованием на море, чем сосредоточена на страже ужаснейшего сокровища графа. В тот момент дьявольский план искательницы приключений обрел блеск, лоск, начистил оставленные без должного внимания прежде эстетические звенья своей цепи, ибо златовласке мало было действовать эффективно, она хотела вершить судьбу с размахом, поэтому призадумалась, как убрать стражей эффектно и с красотой.
Природа тоже призадумалась над этим. Затем, в ответ на посетившие голову девы ранней ночью мысли, привела последние к исполнению, то есть вопреки логике, вопреки круговороту воды в природе, вопреки буре вдруг поутих и прекратился ливень, упал замертво ветер и превратился просто в воздух, рассеклись острым лезвием и разошлись облака, в трещину между которыми, в тронный зал широкий вошла царица ночи, королева черного неба, владычица засиявших свежестью звезд — полная луна. Пролила на златовласку свет, окутала лучом точеный стан, высушила серебряными блестками златые волосы и по тропе из драгоценных камней повела деву к стражам. Оба застыли, бутыль выпала из окоченевших их рук да смешала свое содержимое с грязью, рты раскрылись будто пещеры, глаза приковались к божественному, величественному, невинному образу с ножнами у пояса. К ним шла не иначе как госпожа их судеб.
И что случилось с самым прелестным виденным ими существом, пределом грез юношеских глаз, жестоким очарованием пылких умов? Проворная не по размерам тень выскочила из переулка, схватила волшебное лунное видение и потащила в свое логово пагубного распутства! В тот же миг огласили ночь звоном клинки, воспламенились праведным гневом сердца в продрогших до кости телах, разъяснился затуманенный горячительными парами разум каждого из стражей, и да понеслись молодые ноги вскачь, рысью, галопом и самим дьяволом в пристанище скверны, черный, кишевший богомерзкими тварями проулок, в когти чудовищного, беспощадного монстра, что силой захватил и сделал своей парой чистейшую грацию, могучую величавость, девственную красоту. Юноши намеревались рассечь цепкие кривые пальцы и снести голову уродливому вору, когда впрыгнули в переулок, прогорланили боевой клич и тут же пали у сапог искательницы приключений от ее слов.
Пали замертво, да не мертвыми, и лишь один пополз к объекту чаяний, прежде чем окончательно и бесповоротно успокоился, что дважды проверила Черная дева под взором двух желтых глаз. Лихт убедилась в действии заклинания, прощупала воздух в поисках еще людей, не нашла достойных внимания и посмотрела в желтые глазища, а огромные внимательные желтые глазища посмотрели в серые глаза ее. Долго шло взаимное безмолвное созерцание похитителя и жертвы.
Сложно передать чувства и намерения, что разобрала искательница приключений во время сего молчания, ибо обладатель очей во многом был ближе к первобытной природе своим существом, нежели к развитому обществу, пускай и прекрасно владел речью, чтением и письмом. Под стать родным горам, окрас его кожи был скорее серым, сложение — мускулистым, хотя конкретно он полагался на физическую силу в меньшей степени, чем большая часть его соплеменников. Рост — на голову выше человека. По сей причине, а еще по кажущейся неловкости, узловатости походки трудно было ожидать проворности от такого двуногого существа, однако он был подобен скачущему по валунам и утесам горному хищнику в делах скорости и ловкости. А еще общался обладатель желтых глаз со златовласкою, и правда, без соматического компонента, чистой мыслью, как надлежало искателю приключений, когда он не хотел создавать лишнего шума. Он спрашивал, как она поступит со стражами.
Лихт следовало поступить так, чтобы стражи не проснулись совсем. Этому поспособствовал бы их сон (искательница приключений всего лишь усыпила обоих), ведь при нем они не почувствуют боли. К тому же не было бесславным для воина умереть от руки превосходившего по силам противника вроде пары искателей приключений, которые и поодиночке были опасны, а в группах легко противостояли даже большим отрядам. Короче, желтые глаза не удивились бы решению судеб стражей смертью. Однако творилось в них что-то такое, что заставляло думать, будто обладатель их ожидал от златовласки другого поступка. Выражение желтых очей не изменилось, не промелькнуло в них удивления, когда рука Лихт нырнула в один из карманов ее дорожного плаща.