Интриганка

The maitre went around the room, stopping at each easel to make criticisms or comments.	Мэтр медленно обходил комнату, останавливался перед каждым мольбертом, делал замечания, критиковал, объяснял.
When he came to the drawing Tony was working on, he said curtly,	Подойдя к Тони, он коротко сказал:
"No!	- Нет!
That will not do.	Не пойдет!
What I see is the outside of an arm. I want to see the inside. Muscles, bones, ligaments.	Я вижу контуры руки, а нужно передать то, что внутри, - мускулы, кости, связки.
I want to know there is blood flowing underneath.	Хочу знать, течет ли под кожей кровь.
Do you know how to do that?"	Знаете, как этого добиться?
"Yes, maitre.	- Да, мэтр.
You think it, see it, feel it, and then you draw it."	Нужно подумать, увидеть, почувствовать, а уж потом рисовать.
When Tony was not in class, he was usually in his apartment sketching. He could have painted from dawn to dawn.	После занятий Тони обычно шел домой и продолжал работу, делая короткие перерывы только на сон и еду.
Painting gave him a sense of freedom he had never known before. The simple act of sitting in front of an easel with a paintbrush in his hand made him feel godlike. He could create whole worlds with one hand. He could make a tree, a flower, a human, a universe.	Занятие любимым делом давало ему никогда ранее не известное ощущение свободы, простое сознание того, что он сидит за мольбертом с кистью в руке сколько хочет, заставляло почувствовать себя равным богам - можно создавать целые миры вот этой рукой, изобразить дерево, цветок, человека, вселенную!
It was a heady experience.	Одна мысль об этом пьянила.
He had been born for this.	Тони ощущал, что рожден для того, чтобы служить искусству.
When he was not painting, he was out on the streets of Paris exploring the fabulous city. Now it was his city, the place where his art was being born.	В редкие часы досуга он бродил по улицам Парижа, открывал для себя волшебный город, теперь уже его собственный, родной, где создавалась истинная красота.
There were two Parises, divided by the Seine into the Left Bank and the Right Bank, and they were worlds apart.	На самом деле существовало два Парижа, разделенных Сеной на левый и правый берег, совершенно разных, непохожих.
The Right Bank was for the wealthy, the established. The Left Bank belonged to the students, the artists, the struggling. It was Montparnasse and the Boulevard Raspail and Saint-Germain-des-Pres. It was the Cafe Flore and Henry Miller and Elliot Paul. For Tony, it was home.	Правый берег принадлежал богатым, левый -студентам, художникам, старающимся выжить в ежедневной борьбе за место под солнцем; старые кварталы - Монпарнас, бульвар Распай, Сен-Жермен-де-Пре - стали настоящим домом для Тони.
He would sit for hours at the Boule Blanche or La Coupole with fellow students, discussing their arcane world.	Он часами просиживал с однокурсниками в маленьких кафе, обмениваясь новостями:
"I understand the art director of the Guggenheim Museum is in Paris, buying up everything in sight."	- Говорят, директор музея Гуггенхейма сейчас в Париже, покупает все, что на глаза попадается.