Интервью со смертью

Я расхаживаю по хижине взад и вперед. Который теперь может быть час? Собственно, это безразлично. Я бросаю взгляд на перекидной календарь. Каждое утро, то есть когда, по моим подсчетам, наступает утро, я перекидываю страницу, и на календаре появляется новая дата. Я очень добросовестно отношусь к этому делу и слежу за тем, чтобы поместить листок с истекшей датой среди других листков в нужной последовательности, иначе в следующем месяце может возникнуть путаница, и нам останется только злобно ругаться и проклинать судьбу.

Сегодня утром мой товарищ решил по этому поводу меня поддеть. «Ты как бюрократ!» — заметил он довольно ехидным тоном. Но этим ему не удалось меня смутить. Я-то знаю, что все пойдет прахом, если мы перестанем ориентироваться во времени. Знаю я и подоплеку его ехидства.

Сейчас он лежит на нарах и делает вид, что спит. По существу, уставать ему было не от чего. Наверное, его злит мое хождение взад и вперед. Я останавливаюсь и задумываюсь. Теснота, в которой нам приходится жить, может, конечно, привести к тому, что сам вид моего товарища может стать для меня невыносимым. Все время одна и та же рожа, одни и те же слова, одни и те же жесты! Все это известно заранее. Особенно он раздражает за едой — стоит только посмотреть, как он жует. Это поистине тошнотворно. Для того ли я родился на свет, чтобы ничего не видеть, кроме этой физиономии? Начинаются попытки разнообразить жизнь мелкими ссорами, которых никто не хочет, да к тому же ругаться приходится со старым товарищем. Но при этом открывается что-то новое, наступает возможность выносить друг друга, и это служит отвлечением. Когда становится совсем плохо и ничто уже не помогает, хватают нож и наносят удар товарищу, сидящему напротив за столом.

Я, изо всех сил стараясь не шуметь, выхожу из хижины. Холод бьет меня по лицу, словно доской. Я поднимаюсь на невысокий пригорок, под защитой которого находится хижина, и стою там довольно долго, потеряв ощущение времени. Ветра нет. Не кричит ни одна птица. Нигде не плещется вода. Только тусклый северный свет просачивается сквозь вечные сумерки.

Может быть, тому, кто остался в хижине, будет хорошо, если меня там некоторое время не будет. Он соскучится по мне и в испуге спрыгнет с топчана. Случается же, что человек внезапно, ничего не сказав остальным, покидает хижину и уходит в пустоту, в бескрайнюю равнину и не возвращается.

Но мне следует избежать того, чтобы он меня позвал. Надо избавить его от этого проявления чувств, которого позже он устыдится.

Если бы я был женщиной, то было бы гораздо легче. Мне надо было бы просто лечь рядом с ним, чтобы он успокоился. Но, конечно, нельзя ожидать от женщины, чтобы она решилась на участие в полярной экспедиции. Она бы сказала: «Чего вы от меня хотите? Это не приведет ни к чему хорошему». На это трудно возразить какой-нибудь колкостью. Факты подтверждают правоту женщин. Но мужчины, несмотря ни на что, делают это. Это до`лжно делать.

Итак, я возвращаюсь в хижину. Я усядусь за стол и, прежде чем он успеет недовольно спросить: «Ну и как там?», я сам начну рассказывать историю. Начну просто, вот так:

— Однажды жила на свете юная дева по имени Кассандра.

— Почему Кассандра? — удивленно спросит он.

— Она была троянской принцессой, и у нее были узкие бедра.

— Откуда тебе это известно?

— Над этим посмеивалась Елена, да, та самая прославленная Елена.

— Ты был при этом?

Но я даже бровью не поведу и буду рассказывать дальше то, что знаю. Пустоту надо заполнять образами. Места больше чем достаточно.

Если он разозлится и закричит: «Какое мне дело до Кассандры! Я думал, что ее звали Доротеей», то что тогда? Сегодня мы уже не в состоянии сесть за стол, подумать или записать то, что нам хотелось бы. За нами и рядом с нами постоянно возникают самые разнообразные вопросы. Они шепчут, они толкают нас под руки так, что перо выскальзывает из пальцев. Что мы будем есть завтра? На сколько еще дней нам хватит дров? Чем мы расплатимся с кредиторами? И образы, о которых мы думаем, морщат лоб от наших забот и мерзнут вместе с нами.

Я поднимаю глаза и вдруг вижу, что та, о которой я думал меньше всего, стоит возле моего стола. Естественно, это происходит в моих мыслях. Не случилось ничего сверхъестественного.

Я хватаюсь за голову. Да, все то же самое. Как так получилось, что сегодня днем я не смог ее узнать? Должно быть, мысли мои блуждали где-то далеко. На ней был тот же белый платок. Наверное, в этом временном жилище изрядный сквозняк, и ей пришлось закутать голову.

Понятно, что она стоит не рядом со мной, как сегодня днем в дверях, а так, как стояла, когда я с ней познакомился. «Халат соскользнул у тебя с плеча, — говорю я ей. — Поправь его, а то замерзнешь». Сама она этого не замечает. Женщина поправляет халат и не краснеет.