Интервью со смертью

В дверях вдруг появилась дочь, которая ненавидела меня. Он понял, что она хочет ему что-то сказать. Но он не хотел ее слушать, а только потрепал ее по щеке и сказал: «То, что могло ждать десять лет, может подождать до утра. Нам некуда спешить», — сказал он, и ей пришлось уйти.

«Мы совершили ошибку, — сказал он, снова повернувшись ко мне, — но мы можем ее исправить, если не допустим, чтобы наша ошибка тяжким бременем пала на наших детей».

«Где моя старшая дочь?» — крикнула я.

«Ее судьба меня не беспокоит. Когда я ее увидел, я понял, что везде, где она находится, становится светлее», — ответил он.

«Ты променял ее на солдата. Он осквернит ее своими окровавленными руками!» — воскликнула я.

«Я тоже солдат, — сказал он, — но люди не вечно остаются солдатами. Смотри! — и я увидела, как он сыплет в вино какой-то порошок. — Если мы оба выпьем этот напиток, нам уже никогда не будет нужды ссориться и спорить. Народ скажет: они терпеливо ждали до конца, а когда снова встретились, то умерли от радости. Нас похоронят в одной могиле. Люди будут водить туда детей и внуков и наставлять их: вы должны быть такими же, как они. Править будет наш сын, и все здесь будет в полном порядке».

Так говорил он, и я верно его поняла. А потом закричала: «Ты продал мою дочь и развратил ее! Ты отнял у меня сына, ибо никогда он не отложит в сторону оружие и никогда не станет снова моим сыном. Оружие срослось с ним. Страна обеднела юношами и молодыми мужчинами, она истощена твоей войной. Я была обманута и лишилась своего счастья. Иди с миром, если ты устал от своих деяний. Но я хочу жить и видеть, что мне осталось». — «Это хорошо, — согласился он. — Для детей будет лучше, если мы будем вести себя тихо. Сейчас я, как ты хочешь, пойду в дом и приму ванну».

Я подала знак сводному брату, и мы убили его, когда он лежал в ванне.

Мать надолго умолкла, да и мне не хотелось ничего говорить. Мы смотрели на пустошь, на которую опускался вечер. Нам обоим было очень грустно. Потом я снова услышал ее голос:

— Отравленное вино до сих пор здесь.

— Да, я его вижу, — сказал я. — Надо его вылить. Кто-нибудь может случайно выпить его. Дети или кто-то еще.

— Пусть стоит, — ответила она. — Я прослежу.

Мы снова на некоторое время замолчали. Кошка уселась немного в стороне и пристально смотрела на что-то в болоте, но я не видел на что. Мне было бы спокойнее, если бы мы вылили вино. И было неприятно, что оно осталось нетронутым.

— Тебе следовало его выпить, как он того хотел, — сказал я матери.

— Ты думаешь?

— Да, это была единственная возможность.

— Это мы теперь так говорим, — со вздохом произнесла она. — Но тогда это было решительно невозможно. Иначе я бы это сделала.

— Он мог бы подать мне знак, просто пошевелить пальцем! — зло воскликнул я. — В конце концов, я был его сыном.

— Поэтому он безусловно полагался на тебя.

— Он возложил это на меня, — громко простонал я. — Ах, почему я не понял этого раньше?

— Потому что ты мужчина, — сказала она.

— Что из этого? Значит, женщина поняла бы это?

— Да.

— Они знают это от тебя?

— Они просто знают, и все, — сказала она. — Как одна, так и другие. Это естественно, как смена фаз луны.

— Ни одна женщина никогда мне этого не говорила.

— Потому что ты мужчина, — смеясь, сказала мать. — И те мужчины, которые заботились о тебе и пытались переустроить мир, знали отнюдь не все. Они были хороши, не могу сказать ничего против этого, и они хотели сделать, как лучше. Но они были всего лишь мужчинами. Теперь ты видишь это сам, все, что они сделали, оказалось недолговечным.

Мне стало совсем грустно, я был безутешен.

— Ах, мама, и что же мне теперь делать? — спросил я ее. — Ты так прекрасна, что я не могу оторвать от тебя взгляд. Но теперь я должен причинить тебе боль. Ах, лучше бы мне выпить это вино.

— Нет, этого не будет, — сказала мать и положила руку на чашу. — Пока не стемнело и ты окончательно не устал, позволь мне довести рассказ до конца.

— Сводный брат сказал людям: «Теперь я ваш господин!» Были, разумеется, и такие, кто держал его сторону, недовольные и прочие, которые готовы подчиниться всякому, кто отдает приказы. Он приказал им: «Оповестите горожан, что война кончилась, потому что я убил того, кто ее начал. Тот, кто воспротивится, тот враг мира».

Я хотела помешать этому, поняв, что он имел в виду тебя. «Будет лучше, если мы сначала захватим корабли!» — крикнула я ему в лицо. Я хотела выиграть время, чтобы ты успел сбежать.

«Нет, сначала мы овладеем городом», — заупрямился он.

«У кого корабли, у того власть».

«Мы недалеко уплывем на кораблях».

Я не могла его переубедить. Не таким уж он был глупцом. Мы спорили долго, громко и до хрипоты. Понятно, что наш крик слышала дворцовая стража. Это разозлило его. «Ты ничего в этом не понимаешь! — кричал он. — Ты всего лишь женщина. Иди в дом». Так как я не двинулась с места, он заорал: «Теперь я здесь хозяин!»

Думаю, если бы мы были одни, он бы меня ударил. Пока мы спорили, на город опустилась ночь. Мы стояли в полной темноте. Я посмотрела в сторону моря, но его уже не было видно. Мы стояли на ступенях дворца.