Интернат

Микрорайон заканчивается, дальше трасса тянется через пустое поле, посреди которого стоят бетонные конструкции, ещё с восьмидесятых, что-то недостроенное, навеки брошенное, а теперь ещё и добитое минометами. За полем овраг, через него переброшен мост, а вот перед мостом стоит блокпост. Видно, долго за него дрались, как при этом мост уцелел – непонятно, но уцелел, стоит. Подъезжают, притормаживают. Асфальт вокруг поста иссечён минометами: выглядит так, будто кто-то старался исколоть его в крошки штыковыми лопатами. Бетонные блоки тоже посечены и черные от дыма, вокруг раскидана вымокшая одежда, пустые бутылки из-под воды, упаковки от медикаментов. Рваная бумага, какие-то сломанные деревянные предметы, искорёженный металл. Сбоку, на земле, – предупреждающие знаки. Командуют всем трое или четверо бойцов – нервные, злые. Зашли, по-видимому, недавно, как только пост остался ничьим, в блиндажи не лезут, не хотят рисковать, стоят под дождём, проверяют транспорт. Водитель подгоняет лаз поближе, выглядывает в разбитое окно. К нему подходит боец – рыжая борода, зимняя обувь, приклад автомата обмотан жгутом. Водитель что-то весело спрашивает, шутит, но бородатый в ответ только кривится, заглядывает в салон. Паша медленно отворачивается от окна, чтоб не привлекать внимания, и замечает в надтреснутое зеркало заднего вида, как из-за лаза выруливает ещё один боец. Идёт, тяжело пошатываясь и размеренно стуча кулаком по расстрелянной автобусной обшивке. Невысокий, коротконогий, в тяжёлых ботинках, простоволосый, коротко стриженный, совсем ещё молодой, седой. В зеркальных солнцезащитных очках. Со свежим шрамом вдоль черепа. На руках – кожаные перчатки без пальцев, темные, перепачканные кровью, изодранные – будто он мясо на кухне кулаками отбивал. Идёт, приближается, на женщин даже не смотрит – неинтересны они ему, чувствует, что самое интересное впереди, рядом с водителем. Подходит и сразу же встречается взглядом с Пашей.

И Паша видит, как меняется его лицо, как плывёт взгляд, как смертельно вздрагивает правый глаз, будто он берёт Пашу на прицел. И скулы у него аж сводит от догадки, и зубами он скрипит от злобы. Паша деревенеет. Малой, что стоит, уткнувшись лицом в Пашин живот, спиной чувствует, что что- то не так, но повернуться не может, прижатый Пашей к двери, поэтому лишь поднимает глаза и спрашивает шёпотом:

– Что?

– Нормально, – так же шёпотом отвечает Паша, не сводя глаз с бойца. – Всё нормально.

А боец думает, что это он ему говорит, к нему обращается. И от этого ещё свирепее скрипит зубами.

– Что? – говорит, сглатывая слюну от накатившей злобы. – Что, блядь, нормально?

– Паш? – вопрошающе дёргает Пашу за рукав малой.

– Нормально, нормально, – только и отвечает Паша, крепко-крепко сжимая плечо малому своими закаменевшими пальцами.

– Что?! – заводится боец, срывая с плеча автомат. – Что?!!

Но тут, увидев всё это, от бетонных плит энергично отходит совсем молодой военный: чёрная подвёрнутая шапочка, темные волосы, худой, улыбающийся, ладонь уверенно лежит на прикладе. Подходит, выглядывает из-за спины своего товарища, видит Пашу, улыбается и понимает, что знает его. Хотя не может вспомнить откуда. Но знает, точно знает. И Паша его тоже знает. И тоже не может вспомнить откуда. И вот они смотрят друг на друга какое-то мгновение, совсем коротко, но бойцу хватает этого времени, чтобы положить ладонь на плечо своего товарища – весомо и убедительно.

– Нормально, Рустем, – говорит, продолжая улыбаться, скорее по инерции. – Нормально, свои. Пропускай.

Рустем нервно передёргивает плечом, словно хочет сбросить чужую руку, но молодой не отпускает, улыбается, держит крепко. Рустем лишь суживает глаза от ненависти и недоверия, скрипит зубами, но сдерживается, молчит. А поскольку он молчит, то и остальным присутствующим тоже особенно сказать нечего. Водитель взмахивает на прощание бородатому рукой, лаз трогается, проскальзывает между бетонными блоками, выезжает на мост.

Только тут Паша чувствует, как ему страшно. Липко и холодно. Будто кто-то подошёл, достал из мешка его смерть, показал ему, а потом спрятал обратно, в мешок. Но он её уже увидел. Он уже понимает, что достать её могут когда угодно и где угодно. И откуда он его знает, этого молодого? Кто это? Кто это был?

– Кто это? – спрашивает его малой. – Кто это был?

– Не знаю, – отвечает Паша. – Не помню.

– Да ну, – недоверчиво смотрит на него малой. – Ты его, наверное, учил.

– Наверное, – не возражает Паша и тут-таки вспоминает.