Интернат

А мама, растерявшись, вдруг выходит из себя и начинает кричать на отца, это ты во всём виноват, это всё из-за тебя, это ты. А сестра рыдает всё громче, потому что отца тоже жалко. Но и себя жалко, вот она и ревёт и за себя и за него. И Паша тоже плачет за себя и за него – за своего папу, который так и не смог ничего сделать, не смог помочь их слезам, как потом не смог помочь маминой болезни, маминой смерти.

Сумка его так и простояла неразобранной до осени.

+

Дни в эту пору такие короткие, а света так мало, что, после того как стемнеет, долго привыкаешь к темноте, не веря, что на сегодня всё – света не будет, будут сумерки. Паша зимой всегда теряется: ему не хватает дня, по вечерам не находит себе места, путается во времени, путается в желаниях. Как будто время спать, но он сидит, прислонившись к стене, впадает в сон, из которого его всё время что-то выталкивает вовне, словно там есть какие-то надзиратели, обязанность которых не дать ему расслабиться, не дать забыться. В который раз просыпается от чьего-то стона. Поднимает голову – коротко стриженная, привалившись к мешкам, что-то говорит во сне. Паша ловит отдельные слова, что-то про сменную обувь, про бахилы, про распорядок дня. Который час? Сколько ещё ждать утра? Двое суток он зависает в сыром воздухе, не зная куда идти и боясь остановиться. Ещё и малой на его совести. Хорошо, что успели выскочить из интерната. Если всё сложится, завтра будем дома. И пусть малой остаётся с нами. Думаю, Нина будет не против. Кстати, нужно будет её найти, когда всё закончится. И физрука тоже, думает Паша и тут-таки вспоминает всё: расстрелянное пальто, чувака с коробкой макарон, голоса возле колодца. Вспоминает толпу у подъезда, военных, темноту, разбитую лавочку, разорванную шубу. Что с Верой, кстати, думает он. Нужно было хоть номер телефона записать. Что с ней могло случиться? Добралась домой или сидит где-то в подвале? В подвале, который он так и не смог найти. Когда всё закончится, обязательно её найду, обязательно. Бизнес-центр, массажный салон, туристическая фирма. В случае чего разыщу через её подружек. Паша поворачивается к малому. Тот безмятежно спит. Рядом с ним на полу лежит бита, будто детская игрушка. Тогда Паша осторожно поднимается, чтоб никого не разбудить, поправляет очки, выходит в зал ожидания, пробирается на второй этаж.

Дверь в буфет полуоткрыта. Паша проскальзывает внутрь. Подсвечивает себе, проходит за барную стойку, оказывается в коридорчике, останавливается перед дверью. Колеблется какое-то мгновение, потом осторожно стучит. За дверью тишина, но вскоре слышен какой-то шорох, треск диванных пружин.

– Кто? – спрашивает сухой голос.

Она, догадывается Паша и открывает дверь.

В углу небольшая кухня: мойка, микроволновка, ножи на столе, рассыпанный по полу сахар. На стене – полочка со специями и разными кухонными принадлежностями. Масло, уксус, кетчупы. Алкоголя нет. Под стеной – кушетка, на ней она и спит. Как только Паша зашёл, подскочила, включила небольшой фонарик. Паша сначала закрывается от света рукой, впрочем, решает не прятаться: смотрит, разглядывает. Розовые волосы, спутанные со сна, как провода, тёплый свитер. Похоже, спала на кушетке, накрывшись пуховиком и какой-то скатертью. Быстро поправляет короткую юбку, но Паша успевает заметить: чёрные колготы, ещё серый свитер, лицо без косметики уставшее и беззащитное. Взгляд настороженный, но страха нет – не совсем понимает, кто это такой, хотя видит, что бояться нечего: подслеповатые глаза из-за очков, борода, кровь на рукаве куртки, ботинки в глине. Выглядит Паша потёрто и неуместно. Разбудил – тем более неуместно.

– Что? – спрашивает она сухо.

– Я на секунду.

Паша привыкает к резкому свету, смотрит, где бы ему сесть. Она это замечает, сразу же подтягивает к себе сумку, прикрывается скатертью, мол, тут занято, даже не думай. Он и не думает, видит в углу ящик из-под пива, ставит его посреди комнаты, садится.

– Разбудил? – спрашивает.

– А ты как думаешь? – в свою очередь спрашивает она.

– Ну прости, – Паша переходит на ты, чтобы выглядеть убедительнее. – Ты Аня, правильно?

– Ну? – она продолжает светить фонариком прямо ему в лицо.

– Я видел, как ты сюда заходила. С теми, двумя.

– А что ты ещё видел? – со злостью спрашивает она. – Ты кто такой?

– Представитель общественности, – отвечает Паша.

– Что? – не понимает она.

– Представитель, – повторяет Паша. – Общественности, – добавляет. – Неважно, – говорит в конечном счёте. – Выключи фонарик.

Аня не слушается, но кладёт фонарик рядом с собой, на безопасное расстояние. В комнате становится темнее.

– Я человека одного ищу, – говорит Паша. – Может, ты его знаешь.

– Какого человека? – настораживается Аня.

– Ты ведь в туристической фирме работаешь?

– В какой фирме? – не понимает она.

– Бизнес-центр, на проспекте, – поясняет Паша. – Правильно?

– Ну, – Аня смотрит на него придирчиво, потом весело хмыкает. – Ты клиент, да?

– Не совсем, – возражает Паша. – Представитель общественности, – напоминает он. – Слушай, мне нужна Вера. Знаешь?

– Вера?

– Ну.

– Какая она из себя?