Павел отвернулся от места происшествия, хотя в такое место происшествия сейчас превратился весь город. И что-то подсказывало ему, что не только этот город. Он еще раз поправил автомат на плече — в таких обстоятельствах оружие могло понадобиться в любой момент — и зашагал прочь. Через три часа с небольшим он вышел из города, миновав все возможно опасные участки.
Уже покидая город, на окраине Павел заметил лежавшего в придорожной канаве человека. Военная форма выдавала в нем недавнего военнообязанного. Подойдя поближе, Паша громко выдохнул. Жара не смогла до неузнаваемости изменить мертвого мужчину, и он довольно легко признал в нем Толика. Того самого служащего из внутренних войск, с которым он накануне беседовал, находясь еще в расположении части. С которым позавчера они знатно помахали кулаками. Анатолий лежал на спине, уставившись остекленевшим взглядом в немилосердное небо. Приглядевшись, Павел заметил, что умер тот вовсе не от болезни. В груди темнели рваные дыры. Кто-то явно был не в духе и сорвал злобу на военном. Оглядевшись по сторонам, выискивая возможного стрелка, он присел на корточки возле покойного и, протянув руку, накрыл веками безжизненные глаза. Отдав, как ему показалось, последний долг убитому, Паша поднялся на ноги и зашагал прочь из города, минуя заграждения из колючей проволоки на самой границе — было похоже, что кто-то пытался не выпустить смертельно больных за пределы города. Только ничего не удалось. Миновав последнее заграждение, он наткнулся на яму, в которой совсем недавно была размещена огневая точка. На дне ямы лежали три тела. Все были в военной форме. На бруствере покоился пулемет с полностью израсходованной лентой. Это был последний заслон. Заслон, которому суждено было навечно остаться на границе охраняемой территории. Видимо, последний из троих бойцов совсем недавно был еще жив. Это он расстрелял приближавшегося к нему Толика. И у Павла возникли серьезные сомнения, что солдат сначала предупредил того, что откроет огонь в случае неповиновения. Нет, длинная очередь прошила Толика насквозь. Впрочем, и стрелку оставалось недолго. Он буквально захлебнулся собственной мокротой. Разжившись у покойных двумя рожками для автомата, Павел отправился в дальнейший путь. Ему предстояла долгая дорога. Но самым отвратительным было то, что направление он для себя не определил. И даже не мог представить, чем следовало бы руководствоваться при выборе пути. Он насмотрелся за последние два дня всякого в Ростове-на-Дону, большом городе. Что творилось в других городах — в Питере, в Москве, в Новосибирске — парень даже представить себе не мог.
— Эй! — от размышлений его отвлек вскрик, в котором причудливым образом смешивались удивление, не доверие и радость.
Павел обернулся на возглас и едва нос к носу не столкнулся с той самой девушкой, которую, возможно, именно его вмешательство спасло не так давно от мрачных событий. Довольно юная особа была в том же платье, в котором он ее видел позавчера, только легкое летнее платьице, скорее даже сарафан, сводивший еще совсем недавно с ума, Павел мог бы за это поручиться, особей мужского пола, теперь выглядел не лучшим образом. Одна лямка была разорвана и безвольно свисала, оголяя весьма притягательное плечо. На ткани застыли капли крови. Волосы были растрепаны, а темные круги под глазами выдавали бессонно проведенную ночь.
— Привет… — девушка неловко переминалась с ноги на ногу. — Я так и не сказала тебе спасибо за позавчерашний случай… Ты как?
— Нормально, — ему вовсе не улыбалось в данный момент беседовать с симпатичной девушкой, надо было решать, что делать дальше. — По крайней мере, гораздо лучше, чем у многих других…
— Это точно. Моя мама… — девушка опустилась на корточки и слезы закапали на дорожное покрытие.
— Ну ладно-ладно, успокойся, — Павел присел рядом и попытался неловко обнять девушку за плечи, чувствуя, как ее слезы орошают его гимнастерку. — Ну-ну, будет убиваться…
Через пару минут девушка успокоилась и пристально посмотрела на своего недавнего «спасителя», задержав взгляд на его лице, словно пытаясь прочесть его мысли по выражению на нем.
— Что ты собираешься делать? — вопрос был задан уместно, но Павел все равно задумался.
— Уходить из города, — он не думал долго, ведь мысли его самого тоже крутились вокруг этого вопроса. — Здесь, думаю, больше делать нечего.
— А куда пойдешь?
— Пока не знаю. Скорее всего, в ближайший крупный город. Мне безумно интересно, такое происходит только у нас, или болезнь царит везде…
— Думаю, что везде. Я вчера радио слушала… Говорят в Москве введен режим эпидемии. Там люди вовсю умирают…
— А у нас разве нет? Когда я уходил из части, на ногах оставалось не больше четверти личного состава. Остальные либо болели, либо уже умерли. Моего приятеля эта неизвестная зараза тоже прикончила…
— Мне жаль…
— Теперь уж ничего не поделаешь. В-общем, я решил уходить.
— Возьми меня с собой, — она пристально вгляделась ему в глаза.