За порядком в городе уже почти никто не следил. Подтянутые к городу части внутренних войск таяли на глазах. Солдаты не подчинялись командам оставшихся в живых редких офицеров. То в одном, то в другом месте постоянно вспыхивали стычки военных с гражданским населением. А иногда такие же схватки происходили и между военными. Довольно молодого майора расстреляли на месте трое его собственных подчиненных за то, что он отдал приказ стрелять на поражение по группе гражданских лиц, занимавшихся мародерством. Вскоре участники этой самовольной казни были повешены остальными, решившими не нарушать субординацию. Убийцы были вздернуты на фонарных столбах прямо в городе.
Все чаще среди мародеров встречались одетые в военную форму люди — солдаты самовольно бросали позиции и присоединялись к грабителям. Из всего ростовского гарнизона оставалась на ногах едва ли треть личного состава. И люди продолжали умирать. Больницы были переполнены. Врачи валились с ног от усталости, или, что еще хуже, сами заболевали и присоединялись к своим недавним пациентам. И посреди этого хаоса оставалось все меньше здоровых, а главное душевно здоровых людей. Павел стоял на тротуаре и наблюдал за происходящим. Вот какой-то больной, явно обезумев, бросился на одного из военных и тут же получил очередь в живот. Выстрелы отбросили его назад, превратив его туловище в кровавое месиво. Несчастный приложил ладони к животу, пытаясь сдержать уже начавшие вываливаться кишки, а затем неожиданно посмотрел прямо на Павла пристальным взглядом, от которого тому захотелось закричать. Во взгляде не было отчаяния, в нем не читалась грусть, было лишь какое-то странное отстраненное спокойствие. Затем голова человека с гулким стуком, которого Сорокин предпочел бы никогда не слышать, упала на асфальт. Через мгновение человек был мертв, лишь глаза покойного слепо таращились на улицу.
Павел начинал постепенно понимать «вована», с которым разговаривал сегодня днем, а еще вчера схлестнулся из-за незнакомой девчонки. Тот, кажется, говорил ему, что собирается бежать из города. С утра на построении, на которое смогла выйти едва ли четверть личного состава, он его не смог разглядеть, сколько не смотрел по сторонам. С одной стороны, парень мог уже быть мертв — таких ночью набралось не меньше полутора десятков. А с другой, он говорил, что собирается сбежать во время вечернего рейда. По всему выходило, что он так и сделал.
А что ему самому мешало поступить точно таким же образом? Долг? Присяга? О чувстве долга забыли, казалось, все вокруг. А страна, которой он присягал, уходила в прошлое, умирала с каждой минутой. Внутренний голос нашептывал ему, что наставало время послать всех и вся подальше и бежать, куда глаза глядят…
Его приятель Юрка умер пару часов назад. Паша не отходил от него ни на шаг, наплевав на то, что и сам мог бы заразиться. Эта вероятность его не пугала. Поэтому он просто сидел рядом с койкой, на которой лежал его друг и держал его за руку, слыша жуткие хрипы. Внутри у Юрки, казалось, кипел чайник. Не хватало только свиста. Зато вот бульканье было слышно отчетливо. Последние несколько минут стали самыми жуткими. Юра вдруг изогнулся весь, руки его взметнулись к горлу, и он стал ногтями разрывать его, словно пытался дать воздуху дополнительный путь к легким. А затем он сделал последний натужный вздох и замер. Теперь уже навсегда. Накрыв лицо приятеля простыней, Павел вышел из казармы и отправился в город. На пропускном пункте его никто не окрикнул и не попытался остановить. Обведя мутным взором окрестности, он убедился, что никого у входа на территорию части не было. Видимо, часовые последовали за некоторыми своими сослуживцами и поспешили исчезнуть в неизвестном направлении. Поправив лямку автомата на плече, Павел вышел за ворота части и направился в город.
Теперь он стоял практически в центре города и ужасался происходящему. Некоторые военные грабили магазины наряду с гражданскими. Кто-то стрелял куда-то в воздух, обезумев от свалившихся на всех событий. «А ведь он может случайно и по людям полоснуть», — мелькнуло в голове у Павла. Словно в ответ на его мысли, солдат опустил ствол автомата, и очередь патронов на десять хлестнула по стоящим перед ним сослуживцам. Эффект был такой, какой бывает, когда шар в боулинге выбивает страйк. Несколько человек попадали словно кегли и остались лежать на асфальте. Никому не пришло в голову попытаться выбить автомат из рук стрелявшего. Кто-то решил идти по пути наименьшего сопротивления и солдат был моментально утихомирен парой выстрелов в спину. Он упал вперед, все еще сжимая автомат, словно держась за него, надеясь, что он его удержит от неминуемого падения в темноту. Не удержал. Через мгновение все было кончено.