In carne

Но так и не дождались. Произошло неожиданное. Ажурные, но невероятно-прочные ворота с лязгом захлопнулись, оставив толпы зевак снаружи. На арене продолжали переминаться с ноги на ногу лишь абиссинцы. Египтяне же, не успевшие проникнуть внутрь, начали было недовольно роптать, но голова оловянной птицы с троном Эхнатона чудесным образом медленно повернулась к подданным. Все смолкли. Фараон поднял левую руку, сжимающую жезл, призывая народ к вниманию. Ослушаться бога не посмел никто. Над городом повисла тишина. Отчего-то совсем не звенящая. Гнетущая.

— О, Великий Атон! Эту жертву я и мой народ приносим тебе! — пронзительный голос Эхнатона разлился над Ахетатоном. — Глядите все! Сейчас пойдут слоны!

Ворота в амфитеатр буквально на минуту распахнулись, и воины обжигая белых гигантов, с которых уже тому времени спустились на земь погонщики, чадящими факелами, загнали животных внутрь. На обширную арену, где начали жаться друг к дружке перепуганные страшным ожиданием чего-то плохого невольники. И вдруг… Через стену полетели стрелы. Не в рабов, в животных. Стрелы с наконечниками, обмотанными просмоленной пенькой. Подожженные…

Правду говорят — не ждите милости чужих богов…

Ии Ато, будучи не в силах наблюдать кошмарное зрелище, закрыл глаза. Отвернуться Великий Жрец не мог. Статус. Проклятый статус!

На арене творилось страшное.

Людей топтали взбесившиеся от испуга исполины. А зрители? О, зрители были в восторге. Терпкий запах крови разбудил в их душах первобытную жестокость. Из адского круга слышался хруст костей и чавканье раздавленных грудных клеток под редкие стоны бедных слонов, мечущихся от стены к стене в поисках выхода, которого нет. И сперва громкие, но, чем дальше, тем более тихие вскрики боли. Мольбы о пощаде…

Не прошло получаса, все было кончено. Оставшиеся в живых, не сумевшие умереть от разрыва больших, но хрупких сердец, животные, были казнены на той же арене проникшими внутрь воинами. Их острыми длинными копьями. Чудом выживших, но израненных невольников добивали кинжалами…

Ужасную жертву приняло Солнце от своего земного близнеца — тысячи человеческих душ и сотня душ невольно провинившихся животных.

Народ нового Египта познал Истину. Истина — Вершитель справедливости на Земле. Всевышний. Распорядитель судеб.

Свершилась великая инкарнация. Эхнатон был счастлив.

Явившийся Инкарнатор — подменивший собой сапфир в тиаре фараона — остался доволен.

* * *

Но нет. Тут что-то иное…

— Мы к тебе, Ал Ишера. Не ждал нас?

Моор Таа поклонился льву и опустился на траву перед пригорком. Лег на живот.

— Я вас не ждал. Я вас звал, — беззлобно прорычал Ал Ишера.

Жрецу на мгновение показалось, что тот действительно вышел встречать гостей. Гостей, пришедших к нему отнюдь не с миром. Очи Ии Ато, обращенные к Моор Таа выразили немой вопрос. Удивительно, но похожее недоумение читалось и в глазах красного шакала, повернувшего к инклюзору голову.

— Ты должен знать, Моор Таа, что тебе скоро придется сослужить Инкарнатору службу. А ты, инклюзор, если хочешь, можешь идти. Возвращай в свою Обитель. Слишком долго ты жил среди людей и уже не в состоянии внять зову Истины… Не то что принять ее.

— Не о той ли Истине, о, Ал Ишера, что владеет Инкарнатор? — негромко произнес Ии Ато.

— О ней, — кивнул лев. — Другой нет. Ты глупец, инклюзор, если полагаешь, что Творец — не самозванец, только и объявивший себя всевышним и всесильным. И пусть он возомнил себя богом, как богом мнит себя человеческий ребенок, построивший замок из песка. Пусть! Непреложная истина вовсе не в нем. Не в творениях и деяниях. Она в непостижимом. В вечности. В Инкарнаторе, коий и есть сама изнасальная вечность. Первооснова, из которой являются все и вся. Вселяющий души.

— О чем ты говоришь, безумец? — от подобных слов Ато осмелел. — Быть не может, чтоб какой-то Камень стал основой Мира. Пусть он живой, древний и природа его неведома! Суть в чем?

— С чего ж ты взял, что он камень? — спросил лев, наклонив голову на бок.

— Ну, как же? А что он? — жрец, похоже, растерялся.

— Совсем не важно, в каком облике явилась тебе суть. Запомни это. И можешь передать мои слова своему Создателю, когда явишься к нему на поклон.

К выслушиванию подобных сентенций жрец был не готов. Он пришел сражаться. Его привел сюда Моор Таа. Что это — наваждение? Или действительно великая мудрость? Нет… Творец не может быть игрушкой в руках некой неведомой силы. Инкарнатор — не созидатель. Он игрок. Всего лишь потешник, пусть и злой. А в жизни нет смысла без развития! При чем тут Камень? Только Творец! И слова Ал Ишеры — пустой звук. Эхо больной фантазии.

И, тем не менее, Ал Ишера здесь и сейчас казался гораздо сильнее, чем он ожидал. Не только телом. Духом. Верой. Да, это достойный соперник. Но кому достойный? Инклюзору?

Нет. Да. Не важно.

Вспомни напутствие Творца. Шанс есть. Шанс есть всегда…