In carne

— Что, Михаил, не сказал служивому о пропаже?

— Так я ведь думал, вы сами… — негромко произнес князь и осекся.

— Сами! Что ж я по-твоему, попка заморская, трещать об одном и том же по сту раз? — не на шутку разгневалась царица, но после повернулась к Павлу Андреевичу и произнесла с горечью: — Беда у нас, Пал Андреич. Янтарные капителии из моего кабинета вынесли, да холстами размалеванными обтянули. Как раньше — в Зимнем — было. Вчера еще, Варфоломей молвит, все на месте видал. А нынче нету. Как прикажешь такие фокусы понимать? Видал, кто вынес?

Одинцов, даром что старый военный из разведчиков, глазом обладал острым. И начал сразу, без обиняков.

— Ты, матушка, стражу не вини. Мои орлы службу знают, токмо и нам чародейство не по зубам. Этого диавола голыми руками не возьмешь, а вот сообщник его — жижа, Растреллиев холоп Тишка. Яво и пытать следовает.

— Что ты несешь, какого диавола?

— Да, Мартынов твой, что Иродом кличут. Он все наделал. И камень весь, должно быть, выволок. Яво разве увидишь, как дела свои творит?

Императрица исподлобья глянула на Растрелли, тот сидел ни жив, ни мертв.

— Ну-ка, рассказывай, отколь здесь Мартынов, кто его звал? Ты, обер-архитектор?

— Я, матушка, — вздохнул Варфоломей Варфоломеевич. — Но не крал он камня, вот тебе истинный крест, не крал!

— Здесь был?

— Был, как не быть! Мы давеча вместе заходили… Да только без Тишки, холопа моего и помощничка. Я, стало быть, работу свою показывал. Уж больно старик поглядеть хотел кабинет в новом дворце. В Зимнем-то, отмечал намедни, не место ему было. А здесь ничего, понравилось.

— Как же ты, Варфоломей, Мартынова не испугался? — будто бы укоризненно покачала головой императрица. — Мои бояре говорят, что колдун он, порчу наводит. — Елизавета Петровна улыбнулась, но лишь глазами, незаметно. — Что ты, в приятели к нему набился, к волку старому?

При упоминании о волке, Растрелли слегка передернуло. Но обошлось, никто, похоже, не заметил.

— От чего же, к волку. Человек он, Олег-то Прокопыч. Человек грамотный и знающий многое. Да и с руками. Чего только не может мастерить… Посоветоваться позвал…

О Тишиной болезни следовало помалкивать. Не поймет царица. Решит, из ума мастер выжил — так о холопах заботится. Да и о волке, коль не спросят… Мол, скучно старику в одиночестве, вот и живет со зверем грозным замест собаки. Блажь, пусть и небезопасная.

— Эка ты! За чернокнижника вступился… Все ходил тише воды, ниже травы, а тут, смотри, раскудахтался. Ладно, Варфоломей. Мартынов и впрямь нам полезный. Нечего на него поклепы шептать. Он, коль захочет, в месяц такой янтарный кабинет сработает, еще и без помощничков. И янтарь сам найдет. Этот да… Все делать может. Не станет он красть. А вот холоп твой… Сие предположение надо обмозговать потщательнее.

Неожиданно в диалог встрял Одинцов, о котором уж и думать все забыли:

— Ваше величество! Матушка наша Лизавета Петровна! Так я ж этого холопа сегодни утром как раз тута возле кабинета и споймал. Голого. Сказал, что лиходеи ночью в парке ограбили, вот он в окошко и влез. Мол, не нагишом же к барину возвертаться? Эх, дал маху! Поверил, дурак старый… Отпустил. Ищи теперь ветра в поле.

Капитан, похоже, и впрямь сильно закручинился. До выслуги год, а он… Будет теперь пенсион, как же! Накося выкуси…

* * *

Тиша рыл за домом могилу. Для волка. Жаль зверюгу. Пожалуй, зря на него грешил — в доме был. А вел за собою призрак… в бирючьем облике. Вон, труп так закоченел, что помер никак не менее полусуток. Уж даже и лап не согнуть.

Ахрамей Ахрамеич пошел во дворец работу царице сдавать. Рядом никого. Одни только печальные мысли и кружат в голове. Не мог Тихон никак разобраться — приснилось ли ему ночное событие, или все случилось на самом деле? А коль привиделось, то как он в Янтарном кабинете да еще и нагим очутился? Как сквозь стражу прошел? Разве минуешь их кордоны?

А если правда, где та пещера? Ведь цельный час утром по роще взад-вперед мотался, даже полянки той не нашел, не то, что норы.

Мартынов появится, надо б его попытать. Он, барин сказывал, мужик зело вумный, всему объясненьице найдет. Вот куда только этот тип подевался? Уж два часа, должно быть, прошло, как хозяин в палаты царские отправился, а от этого ни слуху, ни духу. Тоже к царице подался? Та, люди сказывают, его страсть как любит. Первейшим помощником своим величает и за стол — стоит тому явиться — напротив самой себя садит. Никому более таких почестей нет.

Яма вглубь ушла уж на два аршина. Хорош? Пожалуй, хорош. Нехай, не раба Божьего хоронить, а только зверя животного. Сойдет и так. Во что б его завернуть-то? Так просто во сыру землю кидать жалко — больно шкура красивая, попортится быстро…

— Эй, Тиша, — позвал холопа знакомый голос. К нему направлялся утрешний провожатый, Сергей. — Пойдем-ка. Матушка Лизавета Петровна тебя видеть желают.

— Государыня? Меня? Не велика ли холопу честь?

Тихон мог ожидать чего угодно, но не приглашения в гости к самой императрице. Холоп тупо уставился на стражника.