Импровиз. Сердце менестреля

— В старину про таких говорили — в бой с открытым забралом.

— Возможно… — Альт Раст тоже поднялся.

Он проводил Ланса до дверей.

— Один вопрос, пран Гвен. Напоследок.

— Да?

— Моя шпага у вас? Или её…

— Успокойтесь, у меня. Жаль, что мне не суждено будет её вернуть.

— Да, жаль. Но вы сможете вручить её человеку, чьё имя я вам назову?

— Клянусь. Я выполню вашу просьбу в точности.

— Спасибо.

Ланс хотел пожать сыщику руку, но потом подумал, что вряд ли тот примет его ладонь. развернулся и вышел в караулку. Двое надзирателей терпеливо дожидались его там. Близкое присутствие главы сыска отвращало их от азартных игр и винопития, хотя по глазам служак читалось — пару кувшинов они припрятали на сегодняшнюю ночь.

Вернувшись в темницу, альт Грегор развёл руками.

Разбойники встретили его насмешливыми взглядами. Коло — сочувствующим.

— Иди сюда, — позвал менестреля наёмный убийца. — Познакомлю с новеньким. — Рядом с ним на соломе заворочался здоровенный детина с растрёпанными волосами и светлой, местами припаленной бородой. — Учёный, не то что мы. Знакомьтесь. Ланс альт Грегор — знаменитый музыкант. Прозеро — безумный алхимик.

«Только сумасшедших учёных мне не хватало в соседях», — подумал Ланс и улыбнулся новому узнику как можно приветливее.

Глава 5, ч. 1

Пран Льюк из Дома Охряного Змея нетерпеливо дожидался, пока слуги расставят на тарелки с нарезанным сыром — сухим и солёным из Райхема; острым с дорогими специями из Айа-Багаана; сладковатым, с большими дырками, из Вирулии; ароматным, на любителя, с прослойками голубоватой плесени из Кевинала; местным — твёрдым и ярко-жёлтым. Посреди стола возвышался запечённый целиком осётр в окружении зеленых лимонов, засыпанный сухой зеленью. Его защищали по сторонам, будто сторожевые башни, высокие кувшины с охлаждённым сухим вином урожая прошлой осени. Один с красным, один с розовым. Здесь же пристроились копчёный козий окорок на подставках, нежная ветчина, запечённая грудинка, каплун с хрустящей, светло-коричневой корочкой, пышная коврига хлеба утренней выпечки, то есть ещё теплая. Глядя на это изобилие, обычное, впрочем, для застолья баронов альт Кайнов, Льюк притопывал ногой и сглатывал слюну. Его старший брат проявлял больше выдержки, отвернувшись к узкому витражному окну и скрестив руки на груди. Только лёгкое подрагивание коленки свидетельствовало о том, что его милость тоже голоден и ждёт не дождётся начала трапезы.

Их сестра, прана Леаха, много лет назад вошедшая в Дом Чёрного Единорога, обеспечив тем самым своим родичам беззаботную жизнь и власть в герцогстве, сидела за столом и теребила в пальцах горностаевую блохоловку. Хотя в последние годы в двенадцати державах вошли в моду золотые и серебряные коробочки, в середину которых капали немножко мёда, ожидая, что блохи с одежды и тела благородного дворянина или дворянки соберутся там, привлечённые запахом, супруга покойного наследника Гворра следовала освящённым веками обычаям предков, предпочитая время от времени вытряхивать шкурку. Несмотря на то, что братьев Шэн и Льюк никто не посмел бы назвать тощими, прана Леаха переплюнула их обоих, набрав за минувшие двадцать лет стоунов тридцать. В лиловом широком платье с рюшами по лифу и на рукавах, которое только добавляло ширины её фигуре, и лиловом же омюссе[1] она напоминала браккарскую каракку, входящую в гавань под малым парусным вооружением.

Наконец, слуги ушли.

Льюк широким жестом пригласил к столу архиепископа Гурвика — сухопарого, худощавого, если не сказать худосочного, с большой головой, увенчанной лёгеньким пушком седых волос. За глаза его называли головастиком, но всегда прислушивались к мнению главы аркайлской церкви.

Святой отец крякнул и потёр ладони, не заставив барона повторять дважды. Чего-чего, а поесть он любил всегда, хотя благодаря Вседержителю имел облик человека, изнуряющего себя постами. Барон Шэн, в настоящее время глава Дома, присоединился к ним, отстав на долю мгновения, будто бы отрастил глаза на затылке.

Всех слуг отпустили, ибо грядущая беседа для их ушей не предназначалась. Льюк налил вина в серебряные кубки.

— За здоровье здесь присутствующих и за нового герцога Аркайла!

Прана Леаха и барон Шэн с улыбками пригубили. Архиепископ удивлённо приподнял бровь, но тоже, не стесняясь, отхлебнул розового муската. Отломил ножку каплуна, стремительно обглодал, бросив кость брыластому псу трагерской породы, отправил в рот несколько кусков сыра разных сортов. Запил ещё одним богатырским глотком.

Барон, круглолицый, с лоснящимися от жира щеками и двумя подбородками, с уважением посмотрел на пастыря. Челюсти Шэна не переставали двигаться, в пальцы вертели нож, с ловкостью, достойной опытного бретёра, отхватывая куски от козьего окорока и отправляя их в рот. Прана Леаха, так и не ставшая герцогиней, задумчиво поглощала один ломоть осетрины за другим, щедро поливая их выжатым соком лимона. Их брат Льюк, кстати, значительно превосходивший старшего как объёмом брюха, так и количеством дополнительных подбородков, налегал на грудинку и ветчину, складывая их куски вместе.