Император-гоблин

– Ваша светлость, если взглянуть на это дело с его точки зрения, он вполне прав, выступая против моста. Возведение моста повлечет за собой большие перемены.

– Да, но одного желания недостаточно для того, чтобы предотвратить перемены, – сказал Майя и мысленно добавил: «Если бы это было возможно, наша матушка до сих пор была бы жива». – А если мост через Истанда’арту действительно можно построить – между прочим, мер Халедж в этом совершенно уверен, – выгода перевесит неудобства, связанные с переменами.

– Аристократы из восточных княжеств не согласились бы с вами, – заметил Ксевет. Это было не возражение, а простая констатация факта.

Майя не сразу смог подобрать слова для того, чтобы выразить свои чувства; наконец, он сказал:

– Допустим, но в нашей помощи сейчас нуждаются не они, а другие наши подданные.

Ксевет опустил уши, и его лицо порозовело от изумления.

– В чем дело? Вы считаете, что нам не следует заботиться о наших подданных?

– Нет, разумеется. Мы просим прощения, ваша светлость. Просто от императора мы не ожидали таких слов.

– Что ж, мы ничего не можем с собой поделать, – устало признался Майя.

– Ваша светлость, мы не хотели…

– Вы не хотели. Но остальные обязательно заметят то же, что и вы, и выскажут свое мнение открыто, в отличие от вас. Они скажут, что это влияние нашей матушки, уроженки Бариджана, и сочтут наше поведение предосудительным. Но это не изменит нашего мнения. Мы считаем, что поступаем правильно.

– Вас будут называть Эдрехасиваром Упрямым, – сказал Ксевет, и в его голосе Майе услышал любовь и восхищение. В любом случае, секретарь собирался обдумать мнение императора.

Глава 23 Оппозиция

Никогда Майя не был так близок к тому, чтобы открыто воспротивиться выполнению долга, как в день ужина у главы Палаты Высокородных, самого могущественного члена Парламента. Дело было не просто в том, что ему не хотелось идти – его жизнь теперь представляла собой сплошную череду действий, которые ему не хотелось выполнять. Ему становилось физически плохо от страха при одной мысли об этом ужине. Ксевету потребовалось прибегнуть к своему незаурядному дару убеждения для того, чтобы вытащить Майю за решетки Алкетмерета; если бы не ноэчарей, Майя притворился бы, что заблудился во дворце и смирился бы с самыми неприятными последствиями такого поступка, лишь бы избежать встречи с лордом. Но, будучи императором, он не мог скрыться от телохранителей, поэтому точно в назначенное время очутился у дверей хозяина.

Маркиз Лантевель, председатель Палаты Высокородных, был высоким худым эльфом с изящными аристократическими руками и длинными тонкими пальцами, которым Майя мог лишь завидовать. У него были ярко-синие глаза, и одежда – камзол из синей парчи и украшения из лазурита – подчеркивала их цвет. Когда Майю и его телохранителей провели в гостиную, хозяин поклонился как истинный придворный.

– Мы рады наконец познакомиться с вами, ваша светлость. Внешне вы совершенно не похожи на отца.

Это было сказано с обезоруживающей прямотой, поэтому на слова маркиза невозможно было обидеться – почти.

– Верно, – ответил Майя, – все говорят, что мы копия нашей матушки.

Губы Лантевеля едва заметно изогнулись в усмешке, словно он признавал свое поражение в этом небольшом поединке.

– Разумеется, – продолжил он с жестом, плавным и элегантным, словно движение лепестков распускающейся розы, – ваша светлость знакомы с лордом Пашаваром и капитаном Ортемой. Позвольте представить нашу племянницу дач’осмин Ивиро Лантевин, осмеррем Айлано Пашаваран и меррем Ренейан Ортемо.

Аристократы приветствовали его, как полагалось по протоколу, и Майя отвечал формальными фразами, пытаясь не выдать охватившей его паники, от которой темнело в глазах. Он знал, что на вечере будут другие гости, но не ожидал встретить здесь Пашавара, которого опасался больше, чем всех остальных членов Кораджаса, вместе взятых.

Супруга Пашавара была на голову выше лорда и выглядела как женщина, твердо решившая достойно выполнять супружеский долг наперекор собственным желаниям и чувствам. Дач’осмин Лантевин взглянула на императора со странной кривой ухмылкой, вероятно, выражавшей сочувствие. Это была женщина лет сорока пяти, невысокая, изящная, подвижная. Ее волосы были украшены гребнями из бледно-зеленого нефрита.