Император Бубенцов, или Хромой змей

– Понимаю. Это уже совсем иной коленкор! И всё-таки… – мягко убеждал доктор. – Свобода чрезвычайно опасное состояние. Напомню вам, что именно идеей свободы сатана увлёк в бездну треть ангелов. Думайте, решайте. Нет ли желания задержаться у нас? Хотелось бы, знаете ли, докончить труд. Тут не все ещё сведения про вас собраны.

Шлягер похлопал по толстой рукописи.

– Очень многое осталось недописанным. Итак…

– Отрекаюсь! – торжественно произнёс Бубенцов.

Шлягер хукнул в ладонь, размахнулся и ударил жирной печатью по богомерзкой своей книге.

Глава 11. Страшный реквизит

1

Удар, что и говорить, оказался болезненным. Выйдя с узелком одежды из ограды, Ерофей Бубенцов с первых же шагов понял, до какой степени отвык от самых обыкновенных вещей. Нужно было самому добывать пищу. Как-то заново обустраиваться, прилаживаться. Начинать с нуля. Даже с минуса. Оказалось, что, пока Бубенцов занимался мировыми вопросами, делами государства и проблемами собственной души, его успели лишить звания артиста. Одновременно уволен был он также из пожарных. Приказ звенел негодованием: «За удобопоползновенность ко всякому непотребству, за образ жизни, невместный со званием огнеборца и лицедея, за злое произволение, за не…» Это был стиль Шлягера.

Ерошка пошёл за расчётом. От былой славы не осталось следа. Никто из встречных не узнал его и не кивнул, пока он шёл по улицам, по коридорам, лестницам, гулким переходам. В бухгалтерии выяснилось, что никаких выплат ему не полагается. Наоборот, он же оказался ещё и должен «шестьсот шестьдесят шесть копеек».

– Так разве бывает?

– Казначейский документ! Как напечатано, так и бывает! – отрезала кассирша, и Ерофей замолчал. Понял, что и тут намутила воду рука Шлягера. Сумма, конечно, издевательская, но, к счастью, небольшая.

Ерошка расплатился. Отдал семь рублей. Мелочи на сдачу у кассирши не нашлось. Ерошка хотел было принципиально потребовать, настоять. Но размыслил, что бедная женщина ни при чём, отступил. Собрался было уходить из здания, однако в последний миг передумал. Дабы не сочли малодушным… Решил-таки зайти к врагу.

Шаги гулко разносились по пустому зданию.

2

Калоши с красной выстилкой аккуратно стояли у порога. Изнутри доносилось пение, звучал знакомый козлиный… Бубенцов перекрестился и решительно толкнул дверь.

– О, какие люди в Болливуде! – фальшиво обрадовался Шлягер, вскидываясь из-за стола. Торопливо дожевал что-то, сглотнул, одновременно спрятал остатки, задвинул ящик. Видать, застеснялся. Завтрак аристократа.

– Люди в Болливуде! – повторил Шлягер с нажимом, вытер сальные губы, выждал несколько секунд, но, видя, что Бубенцов никак не оценил каламбура, продолжил фальшиво-весело:

– Счастлив видеть в добром здравии! В здравом, так сказать, добрии. Заждался. Намедни с Савёлом Прокопычем много про вас толковали. С большим, знаете ли, сочувствием. Даром вы Савёла-то Прокопыча сторонитесь. Даром! А он даром обладает! – снова пытливо глянул на лицо Бубенцова, ожидая реакции на игру слов. Продолжил, скрывая досаду:

– Лицом, положим, туп и груб, тут не поспоришь. Да вы не глядите, сердце-то у него нежное, трепетное. Слышно, неприятности у вас? Похудели, с лица спали немножко. Спали плохо? – Метнул взгляд, оценивая реакцию на каламбуры. Нет. Пропали втуне. Продолжил, ещё более нагнетая весёлости в голос:

– Но даже идёт вам. Байроническая бледность. Не примите за иронию. Байроническая ироническая… Тем паче за лесть. В карман вам залезть. А в карманах-то ничего и несть!

Так тараторя, вился вокруг Ерофея, прихватывал за лацкан, пожимал руку у локтя, потрёпывал по плечу, охаживал, обдёргивал, как какой-нибудь житомирский портной. Недоставало только иголок во рту. Портной повёртывал, подталкивал Бубенцова, отворачивал, заслонял как будто от чего-то. Краем глаза приметил Ерошка, что враг тянул ногу, заталкивал, запихивал под кушетку какую-то желтоватую… Старался, чтобы неприметно. Как будто сдутую силиконовую куклу. С красным ртом. Бубенцов тотчас догадался, сообразил, что это за кукла такая. Целомудренно отвёл глаза, прикрыл веки.

– Слышал, отрекся кое-кто, – с лёгкой одышкой проговорил Адольф, управившись, оправляя пиджак. – Не смог понести державного бремени. Страну на произвол. Родину-мать…

– Ты подонок и лицемер! – прервал Бубенцов. – Впрочем, тут никакого открытия нет. Я не раз тебе это говорил и в прежнее время.

Шагнул к Шлягеру, тот отшатнулся, прикрылся ладонью, ожидая пощёчины. Но, поняв, что ничего подобного не будет, с весёлой ненавистью поглядел на Бубенцова.

Стояли друг против друга, прерывисто дыша, подыскивая… Возникла пауза, стала шириться… И тут развернулась упругая резина. То мерзкая кукла вызволилась из-под кушетки, выпростала силиконовую руку, шлёпнула о паркет ладошкой с алыми ногтями. Плоское нарумяненное лицо глядело на Бубенцова пустыми глазницами. Ерошка отвёл глаза, освобождаясь от кошмара. Перевёл взгляд в дальний угол, на кушетку…

На кушетке лежал двойник Шлягера.