Император Бубенцов, или Хромой змей

– Слова пустыми не бывают, – строго опроверг Адольф Шлягер.

– Никогда бы не поверил, что происходящее реально, – качая головой, произнёс Бубенцов слабым голосом. – Но весь последний год чудеса так и сыпятся на мою голову. Неужели и это правда? Про посланников-то?

– Правда, – сказал Шлягер. – Привыкайте. Входите в роль постепенно. Предельно осторожно обращайтесь со словом. Цена человеческого слова непомерно высока! Опыта царствования у вас кот наплакал. Да и опыт-то в основном мечтательного свойства. «Эх, мне бы стать повелителем, да я бы!..» Плебейские грёзы. А реальная власть – тяжёлая, угрюмая, опасная штука.

Глава 7. Слова пустыми не бывают

1

То, что власть – опасная штука, Бубенцов давно догадывался. Просто до сих пор, действительно, не имел живого опыта.

Хотя Ерошка ещё не вступил в должность, хотя символы власти пока ещё не вручали ему официально, но перемены уже проявлялись в каждой мелочи. В тоне окружающих, в их манерах, в тех знаках уважения, которые теперь ему оказывались. И, как выяснилось, совсем не зря Шлягер напирал на то, что теперь следует быть особенно осторожным со словом! Ничего нельзя было сказать просто так. Каждое слово, даже пустое, праздное, пыталось немедленно реализоваться. Этим же утром мистическая мощь царского слова проявилась особенно наглядно. Ерошка в сопровождении Шлягера шёл к завтраку.

– Хороший вид! – обронил Шлягер, приостанавливаясь у окна. – Но, обратите внимание, угол терапевтического корпуса ограничивает обзор.

– А и правда! – согласился Бубенцов. – Лаокоон, беседка и скамейки видны хорошо. А пруд частично закрывается.

– Вы имеете в виду, что хорошо бы снести? – забегая несколько вперёд, наклоняясь и заглядывая снизу, спросил Шлягер.

– Просторнее было бы, – сказал Бубенцов. – Тем более терапия давно не работает.

Шлягер приотстал, что-то быстро-быстро начертал в записной книжке.

На следующий день, проходя тем же коридором, поглядев за окно, Бубенцов увидел, что вокруг красного корпуса кипит адская работа. Ухали стенобитные машины, дымились руины, бульдозеры ровняли груды кирпича.

Спустя неделю никакого корпуса уже не было. На его месте раскинулся унылый пустырь. Только античная беседка да гипсовый Лаокоон стояли на прежнем месте. Хотя какое же «прежнее место»? Красный дом снесли, и не осталось никакого прежнего места. Беседка одиноко высилась на холме. Одиноко стоял Лаокоон, троянский прорицатель, воздев отломанную руку с торчащей арматурой. В розоватой воде над больничным прудом кружила золотая листва.

Сколько раз в прежней жизни мечтал Ерошка именно о такой вот абсолютной власти! «Ах, если бы предложили мне стать верховным повелителем! – думалось ему иногда в бессонные минуты. – Как разумно, как справедливо устроил бы я жизнь государства! Ну, во-первых…»

Но вот что-то невероятное произошло с законами вселенной, что-то нарушилось в привычном ходе вещей. Призрачная фантазия маленького человечка воплотилась в жизнь. Приятные грёзы, сотканные из невесомого эфира, из ускользающего вещества сновидений, неожиданно отвердели, стали земной реальностью. Бубенцов получил царство и власть. И что? На вожделенной вершине было безлюдно, голо, одиноко. Что делать, с чего начать? Бубенцов ощущал, как всё большая тяжесть наваливается на него, всё беспокойнее ворочается сердце. Слишком неподъёмен груз, повиснувший на раменах. Томили ответственность, страх за великую державу, за Российскую империю! Непонятная, косная, необъятная громада!.. Мысли цепенели, мрачное будущее грозно выступало из тумана. Похожие чувства он уже испытывал в детстве. Тревожные чувства сироты, которого после восьмого класса вдруг выбросили из привычного распорядка и уюта детского дома в чуждую среду, в большую волчью жизнь.

И чего более всего теперь не хотелось принимать – серьёзности, которой стало напитываться его существование. Слишком тяжёлыми последствиями отзывались слова и поступки. Если прежде самые безобразные пьянки, с драками и скандалами, оказывались совершенно ничтожными по результатам, то теперь, оглянувшись на пройденный путь, видел он за спиной разрушения и смерть. Самое лёгкое движение мысли, самое пустое слово обретало неожиданную мощь, взрывалось новыми смыслами, которые прежде безопасно лежали на глубине. В том, что происходило, не было ничего свышеестественного. Известно, что в слове спрессованы гигантские энергии. Реликтовый свет мерцает в глубине глагола. Обыкновенно свет этот не виден, да он и не нужен в заурядном, поверхностном общении. Так лампочка в сорок ватт освещает кухню, питаясь электрической энергией. И никто не догадается соотнести эту энергию, слабый этот свет – с ревущей плотиной, с рокотом и воем гигантских турбин, от которых сотрясается земля.

2

Вечером сидели со Шлягером в обширной пустой столовой. Стол накрыт был на два куверта. Почему-то не шёл из головы тот дом из красного кирпича, уничтоженный неосторожным царским словом. Ерошка вздохнул, поправил на груди салфетку, запятнанную потёком манной каши.