Наслушавшись всех этих речей, Бубенцов встревожился, почуял смертельную опасность. Ведь после того, как возникнет копия, можно и даже должно уничтожить шедевр. Оригинал больше не нужен. Более того, одним своим существованием подлинник мешает полноценному самостоятельному бытию копии. Лишь с уничтожением оригинала копия приобретает хоть какое-то самостоятельное бытие и некоторую цену. Следовало теперь особенно внимательно приглядываться к поведению Шлягера.
Около полудня многие видели Шлягера на пустыре, возле изувеченной фигуры Лаокоона. Ходил взад-вперёд, поправляя цветы под мышкой, часто поглядывая на часы. Садился на скамейку в беседке, но тотчас нетерпеливо вскакивал, снова принимался ходить. Одинокие нянечки и медсёстры подсматривали из окон, гадали: для кого же приготовил алые розы этот несуразный тип? Особенную интригу добавляло то, что свидание назначено в такое время, когда рабочий день в самом разгаре.
Однако вместо дамы сердца явился на встречу плюгавый человечишка в шляпе, габардиновом плаще, остроносых ботиках на высоких каблуках, начищенных до блеска. Незнакомец был такого маленького роста, что Шлягеру пришлось беседовать с ним, низко пригнувшись. О чём они там шептались, тесно сблизив головы, никто разобрать не мог. Да и сама беседа продолжалась слишком недолго, чтобы можно было сделать какие-то выводы. Было видно только, что маленький, коротко рубя ладошкой воздух, даёт какие-то указания, а Шлягер согласно и с большой готовностью кивает головой. Вскоре Адольф попрощался с пришельцем, отвесив тому глубокий поклон.
Вечером того же дня Ерофею Бубенцову было сообщено, что ему позволяется для расширения «колозрения» эпизодическое, в безопасных лечебных дозах, посещение храма. Предписывалось в содержание службы не вникать, всё божественное, что придёт в голову, сразу же с негодованием отрицать и отметать, дабы не подвергать опасности здравое, но пока ещё не устоявшееся, пока ещё слишком шаткое мировоззрение.
Но случилось нечто странное, не предусмотренное. Переступив порог храма, Ерошка приготовился к тому, что сейчас навалится обычная скука. Так оно и произошло, но только в первые минуты. Неожиданно скуку сменило живое волнение. Как будто в течение его мыслей вмешалась посторонняя властная сила. Он почуял явное присутствие чего-то необыкновенного, необъятного, внимательного к нему. Так входит в душу порыв первого весеннего ветра, так же необъяснимо накатывает на человека волна счастья. Приходит ниоткуда, уходит в никуда.
Ерошка, не чуя ног, простоял всенощную. Вернулся в офис поздно, уже в темноте.
Настя с Аграфеной ушли, Филиппыч дремал за конторкой. Ерошка на цыпочках, то и дело останавливаясь, замирая, прислушиваясь, перебежал коридор. Тихо юркнул в дверь.
Шлягер, закончив смену, вешал в шкаф халат. На крадущегося Бубенцова не оглянулся. Только передёрнул плечами. Ниже согнулась сутулая, узкая спина.
– Ладаном прёт! – заговорил Шлягер. – Злоупотребили. Не отпирайтесь. Каждый ваш шаг… Опять небось разведывали про устройство мира? Про вечность-бесконечность. Дознавались, есть ли Бог?
– А что, если есть?! – вздрогнув, сказал Ерошка. – Вот ты хотя бы. Скажи честно.
– Есть, есть, успокойтесь, – сдался Шлягер. – Не надо на таких повышенных тонах! Истерики не красят мужчину.
– Да как же успокойтесь! Как же успокойтесь! Это не просто важный, это главный вопрос! Как же ты, мерзавец, отвечая уверенно, что Бог есть, живёшь так… так…
– Скотообразно? – помог Шлягер. – Да всё просто. Где оно, Царство ваше Небесное? Там, за горизонтом… Песня такая была, помните? «Там, за горизо-о-он-том, там, там-тарам-там-там-там!..» А скотские радости здесь – внутри нас! Вот же она, синица в руке.
Шлягер разжал ладонь. В руке трепетала синица. Глиняная расписная свистулька. Адольф Шлягер набрал воздуху, принялся дуть. Свиста, однако, не получилось. Игрушка оказалась бракованной, сипела и шипела.
– «Царство Небесное внутри нас», – сказал Бубенцов. – А вовсе не скотские радости.
Шлягер отбросил свистульку.
– Писание уже почитываете? – неприятно осклабился. – А вы поглядите, поглядите внутрь себя! А? Что? То-то же.
– Ну, мрак, – согласился Ерошка, постояв некоторое время с закрытыми глазами. – А за ним-то и есть Царство Небесное. По-моему, из мрака что-то проглядывает, просвечивает. Между прочим, кто-то из святых пишет про «божественный мрак».
– Вы что же, – совсем растерялся Шлягер, – Дионисия Ареопагита уже читали? Как посмели? Вам только азы положены! О, стоит только на минуту отвлечься, потерять бдительность…
– Профессор Покровский посоветовал.
Шлягер нахмурился, насупился:
– Мерзкий старик! Пресечь! А вы… Вместо того чтобы… Шастаете по коридорам.
– Мне вот что на ум пришло, – сказал Ерофей Бубенцов. – Пока я на службе стоял, там исповедь была. Вот я и подумал: а что, если и мне завтра…
Он не договорил. Замолчал, видя, как внезапно переменился весь облик Шлягера. Долгое, извилистое тело скособочилось, перекосилось, выгнулось.