– А я ей говорю: ах ты, подстилка! Достоинство дворянина – оно не в одежде! Если я расстанусь с кошельком лишь ради того, чтобы избавить себя от неловкого положения, – вот тогда я точно лишусь достоинства!
Я призадумался и негромко сказал, словно бы размышляя вслух:
– Отсюда следует, что достоинство дворянина – в его кошельке… – Я посмотрел на кошелек, который держал в руках, помолчал. – Да, вроде бы батюшка на днях говорил нечто в этом духе.
Бентли прыснул, сделал вид, будто закашлялся, встал и встряхнул мою рубаху и штаны:
– Вот, сударь, прошу! Сидеть будет как перчаточка! – Он протянул мне одежду. На губах у него играла тень улыбки.
Я скинул халат и натянул штаны:
– Ну что ж, пожалуй, до дома дойти хватит. И сколько с меня за труды, Бентли?
Он прикинул:
– Талант две йоты.
Я, ничего не говоря, принялся зашнуровывать рубашку.
– Ах, сударь, простите! – поспешно сказал он. – Совсем забыл, с кем имею дело!
Он сглотнул:
– Одного таланта будет довольно!
Я достал кошелек, вложил ему в руку серебряную монету и посмотрел ему в глаза:
– А как насчет сдачи?
Бентли стиснул губы в ниточку, однако кивнул и отдал мне две йоты.
Я спрятал монеты и крепко подвязал кошелек под рубашкой, потом многозначительно взглянул на торговца и похлопал себя по кошельку.
На губах у него снова появилась улыбка:
– До свиданья, сударь!
Я забрал полотенце, вышел из магазина и, привлекая уже куда меньше внимания, зашагал обратно к тому трактиру, где обрел завтрак и ванну.
– Что вам угодно, молодой человек? – спросил трактирщик, когда я подошел к стойке. Он улыбнулся и вытер руки фартуком.
– Грязную посуду и тряпку.
Он пригляделся ко мне, улыбнулся и расхохотался:
– А я уж думал, ты так нагишом и удрал!
– Ну, не то чтобы совсем нагишом… – я положил на стойку полотенце.
– А то на тебе грязи-то было больше, чем самого мальчишки! И я мог бы побиться об заклад, что волосы у тебя черные. А теперь просто другой человек стал! – Он молча смерил меня взглядом. – Старую одежду тебе вернуть?
Я замотал головой:
– Выкиньте ее! А лучше сожгите, да смотрите, чтобы никто дымом не надышался.
Он снова расхохотался.
– Но у меня были при себе кое-какие вещи, – напомнил я.
Он кивнул и многозначительно постучал себя по носу.
– Да, действительно! Секундочку. – Он повернулся и скрылся в дверях за стойкой.
Я тем временем окинул взглядом трактир. Теперь, когда я не привлекал враждебных взглядов, трактир выглядел совсем иначе. Булыжный очаг с черным котлом, кипящим над огнем. Кисловатый запах лакированного дерева и пролитого пива. Негромкий гул разговоров…
Мне всегда нравилось в кабаках. Наверное, оттого что я вырос на проезжей дороге. Трактир – это надежное место, своего рода убежище. Мне сделалось очень уютно, и я подумал – а неплохо было бы владеть таким заведением!
– На, держи! – Трактирщик положил на стойку три пера, бутылочку чернил и расписку из книжной лавки. – Это меня удивило едва ли не больше, чем то, что ты сбежал голым.
– Я в университет поступать буду, – объяснил я ему.
Трактирщик вскинул бровь:
– А не молод ли ты в университет поступать?
По спине у меня пробежал холодок, однако я небрежно передернул плечами:
– Да туда всех берут!
Он вежливо кивнул, так, будто это объясняло, отчего я явился к нему босоногим, воняя грязными подворотнями. Выждав, не скажу ли я что-нибудь еще, трактирщик налил себе пива.
– Ты не обижайся, но ты теперь не похож на человека, который согласится мыть посуду.
Я открыл было рот, чтобы возразить. Железный пенни за час работы – это была выгодная сделка, и упускать ее мне не хотелось. На два пенни можно купить целый каравай, а я и сосчитать не мог, сколько раз за этот год мне доводилось оставаться голодным.
Но тут я увидел свои руки, лежащие на стойке. Розовые, чистые, как будто и не мои вовсе.
И я осознал, что да, я не хочу мыть посуду. У меня были дела поважнее. Я отодвинулся от стойки и достал из кошелька железный пенни.
– Где лучше всего искать обоз, идущий на север? – спросил я.
– На площади Гуртовщиков, в Нагорье. Это четверть мили за мельницей на Зеленой улице.
Когда я услышал про Нагорье, меня снова пробрала дрожь. Однако я постарался не обращать на это внимания и кивнул:
– Хороший у вас трактир! Я бы с удовольствием себе такой завел, когда вырасту. – И протянул ему пенни.
Трактирщик расплылся в улыбке и протянул монету обратно:
– Спасибо на добром слове! Заходи в любое время.
Глава 32
Про мелочь, сапожников и толпу
Когда я вышел на улицу, было примерно час до полудня. Солнце стояло над крышами, мостовая под ногами была теплой. Я окунулся в нестройный гул рыночной площади, пытаясь наслаждаться ощущением сытого брюха и чистого тела.
Однако под ложечкой у меня неприятно сосало, как бывает, когда знаешь, что тебе кто-то пялится в затылок. Это чувство преследовало меня, и вот, наконец, инстинкты взяли надо мной верх, и я рыбкой нырнул в проулок.