Очень сходную ситуацию мы наблюдаем в верхних слоях населения США и ФРГ: когда дети богатых родителей считают скучной и бессмысленной жизнь в роскоши. Правда, в большинстве случаев их выступления против ядерной войны, в защиту нищих и обездоленных обусловлены узколичными мотивами. Поэтому они стараются вырваться из своего домашнего окружения в поисках нового стиля жизни, но эти поиски не могут увенчаться успехом, ибо всякие конструктивные решения явно обречены на провал. Раньше эта группа представляла самую эмоциональную, идеалистически настроенную часть своего поколения, но поскольку движению в целом не хватало зрелости, социального опыта и политического предвидения, то многие из них разочаровались в выдвигавшихся идеях, пересмотрели свои идеалы и, поверив в свои силы и способности (которые сами они явно переоценивали), они попытались силой добиться невозможного. Они объединились в так называемые революционные группы и собрались методом террора и насилия спасать мир, забыв о том, что тем самым они только способствуют усилению всеобщей антигуманной тенденции в мире. Они утратили способность любить, заменив ее стремлением к самопожертвованию. Кстати, некоторым людям, которые остро нуждаются в любви, но сами не умеют любить или утратили эту способность, самопожертвование представляется единственным решением, ибо это для них единственный в жизни шанс узнать, что такое любовь. Но эти «
Потребность чувствовать свою причастность к общему делу неразрывно связана со специфическими условиями существования человеческого рода; она и сейчас составляет один из наиболее мощных импульсов человеческого поведения. По мере того как в нашей жизни максимально стимулировалось развитие духовных потенций, а значение природных инстинктов было сведено на нет, люди утратили свои первоначальные связи с природой. Чтобы не чувствовать себя в изоляции, мы должны развивать в себе новое чувство единения – чувство связи с природой и с другими людьми. Эта потребность слияния с другими может проявляться в очень разных формах: это и привязанность к матери, и отношение к богу, к роду, к нации, к классу, к религии, к студенческому союзу, к профессиональной группе и т. д. Эти отношения сильно отличаются друг от друга и иногда приобретают форму экстаза, как это наблюдается в религиозных радениях сектантов, в бандах линчевателей или при массовых националистических психозах в период войн. Начало Первой мировой войны, например, послужило поводом для возникновения одной из самых сильных экстатических форм «единения», когда люди внезапно, буквально в течение дня отказывались от своих прежних пацифистских, антимилитаристских, социалистических убеждений; ученые утрачивали свою накопленную годами способность к критическому мышлению и объективной беспристрастности только ради того, чтобы приобщиться к великому большинству, именуемому «мы».
Стремление к единению с другими может проявляться как в низших формах поведения (в актах садизма и разрушения), так и в высших (солидарности на основе общих идеалов и убеждений). Оно является также главной причиной, вызывающей потребность в адаптации: люди пуще смерти боятся быть отверженными. Для любого общества решающим является вопрос о том, какого рода единство и солидарность оно устанавливает и способно сохранить в условиях данной социально-экономической структуры. Все эти соображения, по-видимому, говорят о том, что людям присущи две ориентации: одна из них, с модусом «иметь» (владеть), изначально черпает силу в биологическом факторе, в стремлении к самосохранению. Вторая ориентация – с модусом «быть» (а по сути – проявлять себя, дарить, делиться с другими, жертвовать собой) – обретает свою силу в специфических условиях человеческого существования и связана с присущей человеку потребностью в единении с другими людьми и боязнью одиночества. Учитывая, что эти две противоречивые ориентации живут в каждом человеке, можно сделать вывод, что в конечном счете общественное устройство, его ценности и нормы определяют, какая из двух станет доминирующей. Те культуры, в которых поощряется жажда наживы (где господствует