Иисус достоин аплодисментов

— Я, я, — покивал Сингапур. — И денег у меня с собой штука баксов, в прэфэранс, — произнес он намеренно в нос, — выиграл. Заинтересовалась. Умею я быть убедительным. Пивом ее угостил — кое-как наскреб на бутылку. Сижу, рассказываю, она слушает, со вниманием слушает. Улыбнулась, сказала, сейчас вернется. Жду, возвращается с тремя парнями — встретила их случайно, старые знакомые; морды абсолютно бандитские, у одного все пальцы перстнями татуированы, лет всем не больше тридцати. Сели, поздоровались вежливо, спрашивают меня, правда ли я катала, я ляпни — конечно, какой вопрос, катала и есть. Их это удовлетворило. Сидят, курят, спрашивают меня: правда ли у меня штука баксов, — наивные как дети, — я говорю — конечно. Они переглянулись, поднялись и ушли. Сижу я с этой девицей и думаю: ну все, попал я по полной программе, а делать нечего, сижу, пью пиво, боюсь, и прикидываю, что дальше. И девица: «Пойдем, — говорит, — с нами в машине посидишь, выпьем там». Думаю, — о- о, девочка, совсем я на дурачка похож. Говорю ей, так наивно: «Зачем?» Она: «Посидим, выпьем». Я совсем наивно: «Здесь музыка, здесь столики, пиво, чего в машине париться». Она за руку берет меня: «Пошли же, говорю тебе, посидим». Надоело мне, говорю ей уже без наива: «Значит так. Ты, милая моя, все неправильно делаешь. Вы же договорились вывезти меня подальше от кафе и от ментов и там избить и ограбить, — уже назидательно говорю. — Но кто же так заманивает? Ты должна была выждать время, усыпить мою бдительность, а ты сразу — пошли, да пошли. Я тебе серьезно говорю, как педагог… несостоявшийся (последнее Сингапур добавил, косо глянув на внимательно слушавших его парней) — так такие дела не делаются. Я ведь сразу заподозрил, что что-то не так, когда вы договаривались и косились на меня — вы как дети. Тем более, ты была ко мне равнодушна, и вдруг я наплел тебе, что мне деньги просто ляжку жгут. Я прекрасно понимаю ваше желание отоварить такого сладенького лоха, как я, отметелить, денежки прикарманить и пропить. Желание понятное. Но ведешь ты себя — сама как лохушка, — я даже разозлиться не успел. — Дилетантка, — говорю ей. — Тебе надо было позаигрывать со мной, потанцевать, можно и поцеловаться — за штуку-то баксов, а когда я созрел бы, предложить мне прогуляться в кусты, и вот там уже замочить меня. или еще вариант: говоришь мне: «Поехали к тебе домой, милый», — сама жмешься ко мне похотливо и ладошкой норовишь в штаны залезть, мы выходим, ловим такси, подъезжают твои отморозки на жигулях, меня в багажник, на реку и замочить там». — Все это я объяснил ей спокойно и даже внушительно, как на уроке. Честно признаюсь — она обалдела, смотрит, и сказать не знает, что. вдруг за руку схватила меня: «Пошли», — тянет, в глазах отчаянье, точно сама не верит в то, что я ей наговорил. Я руку ее убираю деликатно, говорю: «Никуда я с вами, девушка, не пойду. Вы зла мне желаете, вы нехорошая девушка. Давайте все заново: успокоимся, выпьем на брудершафт, поцелуемся, вы позволите залезть вам под юбку, а потом уже можно в кусты — мочить козлов». Сильно я ее разозлил; поднялась, процедила: «Козел, — и добавила, — если не пойдешь сам, мы тебя здесь же замочим». «А это вряд ли, — говорю ей, — вон они, менты, стоят, ждут подходящей компании, чтобы план выполнить. А твой кореш с перстнями, наверняка в бегах, так что удачи вам, мочите от души, а я посмотрю, похихикаю». «Ты отсюда вообще не выйдешь, и считай, что ты покойник», — сказала и к машине пошла, где ее друзья-подельники ждали. Села в машину. Смотрю, из машины парень вышел, который с перстнями татуированными, и ко мне. «Ну чего ты, — говорит, — пошли, посидим в машине, выпьем, у нас водочка есть, поговорим. Марина поговорить с тобой хочет». Сижу, слушаю его, думаю, совсем шпана оборзела, говорю: «Лучше вы к нам». — Марина вернулась и опять: пошли в машину, да пошли. Здесь я уже не выдержал: «Вы че, — говорю, совсем меня за идиота держите. Может вы решили, что я сам себе морду разобью и сам отдам штуку баксов. Все, ребята, свободны. Надоели вы мне». Парень сразу — пальцы гнуть — ты чё, да во чё. Смотрю на него в злобе: «Рыпнешься, я счас заору, стол переверну, кто там кого — уже не важно. Вон менты и уазик, они разбираться не будут, всех погрузят и тебя, черта татуированного — первого». Он обиделся, на базар меня разводить стал. Я за край стола схватился, говорю: еще слово — стол переверну». Он понял, поднялся, ушел. Марина сказала напоследок: «Или ты со мной идешь, или ты покойник». Я ручкой ей сделал, она ушла. Больше не подходили, стояли возле машины, ждали. Страшно. Сижу, боюсь. Пиво допил, надоело мне все это. И менты, кто знает, возьмут и уедут. Тогда все, тогда меня за этим столиком и замочили бы.

— И чего? — торопил Данил.

— Ничего, — ответил Сингапур, — поднялся и к ментам подошел, сказал: «Здравствуйте, пьяный я, в нетрезвом состоянии нахожусь в общественном месте. Так что задержите меня и доставьте в отделение как нарушителя правопорядка».

— Прикольно, — усмехнулся Данил.